Предыдущий | Содержание | Следующий
"Торонто Дейли Стар", 10 июня 1922
ЖЕНЕВА. ШВЕЙЦАРИЯ. Днем в Ронской долине веет легкий ветерок с Женевского озера. Тогда удишь вверх по течению, и ветерок дует тебе в спину, солнце печет затылок, высокие белые горы стоят по обеим сторонам зеленой долины, а муха закидывается очень хорошо и очень далеко, проплывая по поверхности воды под выступы берега маленького ручья шириной не больше ядра, с течением быстрым и бесшумным, который называется донским каналом.
Вот так однажды я поймал форель. Она, наверное, очень удивилась, увидев странную муху, и клюнула из озорства, но крючок вонзился в нее, и форель, дважды подпрыгнув, с достоинством описывала зигзаги к каждому островку водорослей на дне ручья, пока я не отвел ее на берег.
Это была очень красивая форель, и я не мог не смотреть на нее и оставил ее почти незавернутой. День в конце концов стал таким жарким, что я уселся под сосной на берегу, совсем развернул форель и, поедая вишни из кулька, который принес с собой, принялся читать намокшую от форели "Дейли Мейл". День был очень жаркий, но, глядя через зеленую однообразную долину за рядами деревьев, обозначивших путь Роны, я мог наблюдать, как падает поток с бурой поверхности горы. Он шел от ледника, спускавшегося по склону горы к маленькому городку с четырьмя серыми домами и тремя серыми церквами. Водопад казался твердым, пока не заметишь, что он движется. Тогда он становился прохладным и мерцающим, и я думал о том, кто живет в этих четырех домах и кто ходит в эти три церкви с острыми каменными шпилями.
А если дождешься, когда солнце уйдет за большой хребет Савойских Альп, туда, где Франция встречается со Швейцарией, ветер в Ронской долине меняется, и уже прохладный ветерок падает с гор и дует вниз по течению реки в сторону Женевского озера. Когда дует этот ветерок, и солнце заходит, и огромные тени ползут с гор, и по дороге гонят коров, и слышен звон их колокольчиков, удишь вниз по течению реки.
Над водой уже мошкара не вьется тучами, и то и дело большая форель всплывет на поверхность, и у самого берега, где деревья низко свесились над водой, раздается всплеск. Ты слышишь всплеск, оглядываешься назад вверх по течению и видишь круги там, где прыгнула рыба. Тогда приходит время завернуть форель в последнюю речь лорда Нортклиффа (1), воспроизведенную слово в слово, или в сообщение о неизбежном распаде коалиции, или же в пикантную историю о весельчаке герцоге и серьезной вдове, и, оставив дело Боттомли (2), чтобы почитать в поезде на обратном пути, кладешь газету с форелью в карман пиджака. Много форели водится в Canal du Rhone, и когда солнце ушло за горы, и удишь вниз по течению, и дует вечерний ветерок, именно тогда она хорошо идет.
Удишь не спеша у самого берега, стараясь не попасть в ивняк или в сосны, что растут чуть повыше, на границе старого русла, и, откинувшись назад, забрасываешь удочку в облюбованное место. Если ты везучий, то рано или поздно на воде появятся круги или двойные круги, когда форель клюет, промахивается и опять клюет, а потом древний извечный трепет охватывает тебя, потому что удочка погружается и форель судорожно мечется, кружится, перерезая течение, выстреливает в воздух. Такую борьбу затевает любая большая форель независимо от страны, в какой она водится. Это - прозрачный ручей, и нет тебе прощения, если упустишь форель, когда она уже на крючке, и ты утомляешь ее, ведя ее против течения, а как только блеснет белое брюшко, осторожно отводишь ее к берегу, придерживая поводок рукой.
Хорошо пройтись в Эгль. Вдоль дороги стоят конские каштаны с цветами, похожими на восковые свечи, а воздух теплый от раскаленной солнцем земли. Дорога белая и пыльная, и я представил себе великую армию Наполеона, марширующую по ней сквозь белую пыль к Сен-Бернарскому перевалу в Италию. Вестовой Наполеона вставал, наверное, на восходе солнца и тайком выуживал форель, а может быть, и парочку форелей из Роны на завтрак маленькому капралу. А до Наполеона римляне проходили по этой долине и проложили эту дорогу, и какие-нибудь швейцарцы из строительной бригады тоже тайком убегали из лагеря вечером, чтобы поймать форель покрупнее где-нибудь в заводи под ивняком. Во времена римлян форель, возможно, не была такой пугливой.
Я шел в Эгль по прямой белой дороге в темноте наступившего вечера и думал о великой армии, о римлянах и о гуннах, легких и быстрых, и о том, что и у них, должно быть, находилось время исследовать этот ручей до рассвета, и не заметил, как очутился в Эгле. Это очень приятное местечко. Я никогда не видел самого города. Он разбросан по склону горы. Но там у станции есть кафе с золотой лошадкой на крыше и террасой из дикого винограда, густого и тенистого, с толстым, как у молодого дерева, стволом и с пурпурными гроздьями, вокруг которых целый день вьются пчелы и которые блестят после дождя. Кафе с зелеными столиками и стульями и с семнадцатипроцентным темным пивом. Пенящееся пиво подается в высоких стеклянных кружках и стоит сорок сантимов, а девушка улыбается и спрашивает вас о житье-бытье. Поезда там ходят с интервалом по крайней мере в два часа, и те, кто ждет их в станционном буфете - кафе с золотой лошадкой и террасой из дикого винограда - это станционный буфет, заметьте, - мечтают, чтобы поезда вообще не приходили.
Предыдущий | Содержание | Следующий