Лэм Ч. ХРИСТОВ ПРИЮТ ТРИДЦАТЬ ПЯТЬ ЛЕТ НАЗАД

ХРИСТОВ ПРИЮТ ТРИДЦАТЬ ПЯТЬ ЛЕТ НАЗАД

В "Сочинениях" мистера Лэма, вышедших в прошлом или позапрошлом году, я нахожу блистательный панегирик моей старой школе, 1 какой она была между 1782 и 1789 годами или какой ему теперь представляется. Случилось так, что собственное мое пребывание в Христовом приюте почти совпало по времени с его пребыванием, и, воздавая ему должную благодарность за восторженное отношение к этой школе под монастырскими сводами, я все же считаю, что он ухитрился собрать все, что только может быть сказано ей в похвалу, но чрезвычайно искусно опустил все ее теневые стороны.

Я помню Лэма в школьные годы и могу уверенно заявить, что он пользовался кое-какими особыми преимуществами, которыми не пользовались ни я, ни наши сотоварищи. Его друзья жили в Лондоне, можно сказать, под рукой; и благодаря вызывавшей всеобщую зависть снисходительности начальства, в которой нам было отказано, он располагал привилегией посещать их почти всякий раз, когда того пожелает.

Теперешний достопочтенный помощник казначея Иннер-Темпля 2 может объяснить, как это случилось. По утрам он пил чай с горячими булками, тогда как мы должны были насыщаться четвертушкой хлебца ценою в пенни - нашим "булыжником", смоченным в разведенном водою слабеньком пиве, которое разило просмоленным кожаным мехом, откуда его разливали по деревянным ковшам. Наша молочная овсяная каша по понедельникам, совсем синяя и безвкусная, и субботний гороховый суп, грубый и горький, бывали сдобрены для него ломтем "добавочного хлеба с маслом", отрезанным от горячего каравая из Темпля. Кушанье из пшена по средам - нечто менее отвратительное (у нас было в неделю три постных и четыре скоромных дня) - облагораживалось для его нёба куском сахара высшего качества и привкусом имбиря (дабы оно могло пройти более гладко по пищеводу) или ароматной корицы. Взамен воскресной малосольной солонины или парной вареной говядины наших вторников (жесткой, как саrо equina *) с мерзкими златоцветами, плававшими в бачке и вконец портившими бульон, взамен наших скудных порций бараньей шеи по пятницам и, пожалуй, более вкусных, но скупых порций того же мяса, либо сожженного дочерна, либо полусырого по четвергам (единственное блюдо, возбуждавшее у нас аппетит, но почти в той же мере приносившее разочарование нашим желудкам), он получал тарелку горячей пищи - жареную телятину или еще более лакомое жаркое из свиных позвонков (экзотика, совершенно неведомая нашему нёбу), приготовленные на кухне в родительском доме (а это великое дело!) и ежедневно доставляемые ему служанкою или тетушкой. Припоминаю его славную старую родственницу 3 (любовь побеждала в ней гордость), располагавшуюся на каком-нибудь приглянувшемся ей камне в укромном уголке у монастырских аркад и выкладывавшую перед собой принесенную снедь (угощение гораздо изысканнее тех яств, которыми вороны кормили Фесвитянина) ,4 помню и противоречивые страсти Лэма при разворачивании съестного. Здесь была любовь к той, кто его доставила, стыд за доставленное и за способ, каким оно было доставлено, сочувствие к сотоварищам, коих было так много, что невозможно было с ними делиться, и главное - голод (самая древняя и могучая из страстей), который превыше всего и которому нипочем каменные ограды стыда, неловкости и беспокойной сверхсовестливости.

Я был бедный, одинокий мальчик. Мои родители и те, кто не оставил бы меня своею заботою, были далеко. Немногочисленные знакомые, на чью доброту ко мне в чужом огромном городе они возлагали надежды, лишь недолгое время после моего прибытия в Лондон соблаговолили, да и то через силу, выказывать мне немного внимания. Они вскоре наскучили моими посещениями по праздникам; им представлялось, что я бываю у них слишком часто, хотя, по-моему, это получалось достаточно редко; все они один за другим перестали обо мне вспоминать, и я почувствовал себя заброшенным среди шести сотен моих товарищей по забавам и играм.

* конина (лат.).

Ах, до чего жестоко так рано отрывать бедного мальчугана от родного дома! Какою тоскою по нему исходил я, неоперившийся птенец, в те далекие годы! Как часто в моих сновидениях предо мною все снова и снова возникал милый городок (далеко на западе!), его церковь и деревья, и знакомые лица! Как часто пробуждался я после этого, обдаваясь слезами и в горести моего сердца взывая к тебе, сладостный Калн 5 в Вилтшире!

Даже в этот поздний час моей жизни у меня все еще не изгладились впечатления от этих одиноких неприкаянных праздников. Долгие теплые летние дни неизменно оживляют во мне мрачные воспоминания об "отпусках на весь день", когда в силу какого-то нелепого распоряжения пас на целый день выдворяли из школы, предоставляя самим располагать собою, независимо от того, было у нас к кому пойти или нет. Вспоминаю паши прогулки с купаньем в Нью-Ривер, 6 которые Лэм расписывает с таким упоением, хотя я наверно помню их лучше его ведь он был из тех мальчуганов, кто частенько наведывался домой и во так уж предавался развлечениям на реке. С какой радостью вырывались мы за город, в поле и раздевались донага, лишь только солнце начинало пригревать землю, и резвились, уподобляясь юной плотве в речушках, нагоняя себе к полудню волчий аппетит, который те из нас, у кого не было ни пенни в кармане (наш скудный утренний паек хлеба уже давно был истреблен до последней крошки), не имели ни малейшей возможности утолить; вокруг нас коровы и овцы, птицы и рыбы ели и насыщались, а нам было нечем унять муки голода, и самая прелесть ясного дня, телесное напряжение да чувство свободы еще больше оттачивали их острие. До чего же обессилевшие и усталые возвращались мы, наконец, уже ближе к сумеркам к нашей столь вожделенной трапезе, полурадуясь, полупечалясь, что часы нелегкой нашей свободы уже истекли!

Хуже приходилось нам в зимние дни, когда мы бесцельно слонялись по улицам, дрожа у холодных окон тех лавок, где продавались гравюры, дабы, глазея на них, найти хоть чуточку развлечения; или, бывало, в надежде на подобие разнообразия прибегали к последнему средству и отправлялись в пятидесятый уже раз в Тауэр ко львам 7 (где каждый из нас был так же хорошо известен служителю, как те, за кем он надзирал), к их утреннему кормлению, доступ к которому, закрепленный обычаем, был любезно предоставлен нам еще с незапамятных пор.

Попечитель Лэма 8 (так называли мы тех, кто определял нас воспитанниками нашего учебного заведения) жил некоторым образом в его родном доме. Лэм мог быть уверен, что, какую бы жалобу он ни принес, она будет услышана. Это было известно в Христовом приюте и служило Лэму надежным щитом против строгости учителей и еще худшей тирании старших учеников. Утеснения, чинившиеся этими утратившими человеческие черты юнцами, нельзя вспоминать без сердечного содрогания. Меня будили в самые студеные зимние ночи (и это - не раз и не два, а ночь за ночью) и поднимали в одной рубашонке, дабы мне и вместе со мной еще одиннадцати другим горемыкам преподать внушение ременной плетью, ибо желторотому моему надсмотрщику было угодно за шепот, раздавшийся после того, как мы уже улеглись, возлагать ответственность на последние шесть кроватей нашего дортуара, где спали самые малолетние, неспособные ни совершить такой проступок, ни ему воспрепятствовать.

Та же гнусная тирания отгоняла младших из нас от печей, когда, застудив ноги в снегу, мы собирались около них, и она же, под угрозою жесточайших кар, воспрещала даже такую малость, как глоток воды в бессонные летние ночи, когда мы метались в постелях, разгоряченные зноем и дневными играми.

Был среди нас некто X.,9 которого, как мне стало известно позднее, видели на борту плавучей тюрьмы, где он искупал проступок, совершенный в более зрелом возрасте. (Смею ли я тешить себя надеждой, что он же и был тем плантатором, которого несколько лет назад казнили то ли в Невисе, то ли в Сент-Китсе? Мой друг Тобин 10 стал тем благостным орудием правосудия, которое послало его на виселицу). Этот мелкий Нерон 11 дошел до того, что заклеймил докрасна раскаленным железом вызвавшего его раздражение мальчика, и он же почти уморил голодом сорок воспитанников, требуя передачи ему половины нашей ежедневной порции хлеба, чтобы баловать им молодого осла, которого, сколь это ни кажется невероятным, он умудрился при попустительстве дочери одной из приютских служанок (его юной пламенной страсти) контрабандой провести в школу и содержать на чердаке над палатами, как именовались предназначенные для нас дортуары. Эта забава затянулась больше чем на неделю, пока безмозглая тварь, неспособная спокойно наслаждаться своим благоденствием, не возвещая всем и каждому о привалившей удаче, - еще более счастливая, чем любимец Калигулы,12 когда бы смогла немножечко помолчать, но увы! гораздо более безмозглая, чем любой представитель ее породы в бесчисленных баснях, - отъевшись и став брыкливой от сверхизобилия хлеба, к несчастью, вздумала поведать миру о выпавшем на ее долю превеликом благополучия и, напрягши изо всех сил свою дурацкую глотку, взревела до того громогласно (обрушив стены собственного Иерихона), 13 что исключила тем самым дальнейшее свое сокрытие наверху. Питомец X. с соответствующими предосторожностями был выдворен и сослан в Смитфильд,14 но, насколько я знаю, его хозяин не понес по этому случаю никакого взыскания. Это произошло в дни владычества Перри,15 которым так восхищается Лэм.

Неужели у Лэма могло выветриться из памяти, с какой наглостью про том же снисходительном управлении уверенные в безнаказанности служанки уносили совершенно открыто, в открытых блюдах на собственные столы каждый второй кусок еще горячего мяса, которые дотошная экономка старательно развешивала нам на обед? Это творилось изо дня в день в великолепной столовой, до небес превозносимой Лэмом (по-видимому, превратившимся с той поры в знатока) за прекрасные во всех смыслах полотна, писанные "Веррио и другими", которыми она "увешана и украшена" 16.

Но лицезрение на картинах гладких, упитанных мальчиков в синих курточках не очень-то, мне думается, утешало в то время живых, ни его, ни нас, отлично видевших, как лучшая часть нашей пищи уносится на глазах у всех жадными гарпиями, 17 тогда как мы сами были принуждены (вместе с Троянцем в покое Дидоны) 18

Питать свой дух одним изображеньем.

Лэм рассказывает об отвращении школьников к так называемым кляпам попросту говоря, к салу вареной говядины, и возводит это отвращение к каким-то суевериям. Но эти жирные куски никогда не бывают приятны юному нёбу (дети, как правило, салоненавистники), а если вареное мясо жесткое, грубое и недосоленое, они и впрямь омерзительны. Выражение "кляпоед" в наше время было все равно что "вампир" и вызывало не меньшее омерзение. *** нес на себе бремя обвинения в том, что

... как говорили,
Едал он пищу странную... 19

Было замечено, что после обеда он тщательно собирает оставшиеся на столе объедки (немногочисленные и не очень-то, можете мне поверить, отборные) и, особенно вышеупомянутые мерзопакостные кусочки; всю эту добычу он уносил с собой и тайно укладывал в ларь, стоявший возле его кровати. Никто ни разу не видел, когда он поедал эту снедь. Ходил слух, что он украдкой пожирает ее по ночам. За ним усердно следили, но никаких доказательств подобных полуночных пиршеств добыть не удалось. Кто-то сообщил, что видел, будто в дни увольнения он выносил из Христова приюта какую-то поклажу в большом носовом платке в синюю клетку. Это, видимо, и были его мерзкие объедки. Затем принялись гадать, как же он распоряжается своею добычей. Некоторые утверждали, что он продает ее нищим. Большинство верило этому. Он был неизменно грустен и хмур. Никто не вступал с ним в разговор. Никто с ним не играл. Он был отлучен, вышвырнут, так сказать, за пределы школы. Такого сильного и крепкого мальчика нельзя было избить, но его на каждом шагу и любыми способами подвергали молчаливому наказанию, которое не в пример тягостней, чем удары плетьми. И все же он не сдавался. Наконец, двое его школьных товарищей, решивших раскрыть его тайну в ради этого в один из дней увольнения следовавших за ним по пятам, заметили, как он входит в одно из больших обветшалых зданий, вроде тех, которые и посейчас существуют в Ченсери-лейн 20 и отдаются внаймы беднякам на разных ступенях нищеты, живущим с открытою нараспашку входной дверью и общею лестницей. Они тихонько проскользнули за ним, украдкой поднялись на четвертый этаж и увидели, что он стучит в убогую дверь, которую отворила пожилая бедно одетая женщина. Их подозрения созрели теперь до уверенности. Доносчики поймали свою жертву с поличным. Она им попалась в тенета. Было предъявлено формальное обвинение и заранее предвкушалось достойное воздаяние. Мистер Хасауэй, управлявший тогда Христовым приютом (это произошло немного спустя после того, как я кончил школу) с той терпеливою прозорливостью, которая всегда смягчала его поведение, решил досконально расследовать дело и не торопиться с вынесением приговора. И что же!

Мнимые нищие, приемщики или скупщики загадочных объедков, оказались родителями ***, почтенной, впавшей в крайнюю бедность четой, которую эта своевременная поддержка избавила, по всей видимости, от нищенства; что до нашего юного аиста, то он, не щадя своего доброго имени, только и делал, что подкармливал старых птиц! По этому случаю наши попечители к чести своей постановили безотлагательно назначить пособие семье ***, а его самого наградили серебряною медалью. Речь об излишне поспешных суждениях, произнесенная главою приюта при публичном вручении медали, не осталась, я полагаю, втуне для его слушателей. Меня тогда уже в школе не было, но я хорошо помню ***. Это был высокий юноша с неуклюжей походкою и слегка косыми глазами, что никак не могло помочь окружающим преодолеть враждебные предубеждения на его счет. Позднее я как-то видел его с корзинкою пекаря. Сдается мне, будто я слышал, что о себе он не сумел так позаботиться, как о своих стариках.

В отроческие годы я страдал ипохондрией, и лицезрение мальчика в ножных кандалах в тот день, когда я впервые надел синюю куртку, вряд ли способствовало освобождению новичка от естественных в его положении страхов. Я был в совсем нежном возрасте, едва вступил в восьмой год, и знал о таком лишь из книг, а видел подобное только во сне. Мне сообщили, что этот мальчик бежал. Так наказывали за первый проступок. Как вновь поступившего меня вскоре повели посмотреть наши карцеры. Это были крошечные прямоугольные клетки, совсем как в Бедламе, 21 где мальчик только-только мог поместиться, растянувшись во всю длину на полу, на соломе и одеяле - впоследствии замененных, кажется, тюфяком; света, искоса проникавшего сквозь пробитые в стене у самого потолка тюремные оконца, было едва достаточно, чтобы читать. Здесь бедный мальчик оставался взаперти наедине с собой в течение всего дня, не видя никого, кроме приносившего ему хлеб и воду привратника, которому было запрещено вступать с ним в разговор, или педеля, являвшегося к нему дважды в неделю, чтобы увести его с собою и высечь в заранее определенный для этого день, каковое появление бывало для заключенного почти желанным, ибо избавляло его на короткое время от одиночества - ведь он был под замком, один даже ночью, там, где до него не доносилось ни звука, переживая все ужасы, на которые обрекали его слабые нервы и свойственные его возрасту суеверные фантазии.* Такова была кара за второй по счету проступок. Угодно ли тебе, читатель, узнать, чему подвергался он за преступление следующей степени тяжести?

Провинившегося в третий раз и неотвратимо приговоренного к исключению выводили вперед, словно на некое торжественное auto da fe **23 в причудливом и невыразимо жутком наряде: после того как все следы его недавнего "бледно-голубого одеяния" были старательно устранены, его выставляли напоказ в коротком полукафтане, напоминающем те, в которых щеголяли лондонские фонарщики, и в таком же, как у них, головном уборе.

* Один или два случая помешательства и попытки самоубийства в конце концов убедили попечителей в нецелесообразности этих карательных мероприятий, и они прекратили ночное мучительство провинившихся душ. Наказание детей отсидкою в карцере было порождением мозга Говарда, 22 на статую которого (несмотря на достодолжное почтение к апостолу Павлу) я бы с величайшей охотою

** аутодафе (португ.).

Это переряжение воздействовало на зрителей именно так, как наперед рассчитали хитроумные изобретатели: бледное и испуганное лицо наказуемого казалось таким же уродливо искаженным, как лица у грешников Данте. Неузнаваемо преображенным его приводили в зал (столь любимую Лэмом парадную комнату), где в полном составе ожидали его школьные товарищи, в уроках и играх которых ему отныне не дано участвовать; перед ним в последний раз представал и грозный управляющий Христовым приютом, педель-палач, облаченный в приличествующее случаю одеяние, и, наконец, две персоны еще более устрашающей важности, ибо их можно было узреть только при таких исключительных обстоятельствах. То были наши попечители; двое из них по выбору или по особому праву обычно священнодействовали при этих ultima supplicia *24 вовсе не для того, чтобы умерить (по крайней мере, мы так это понимали), но чтобы усугубить беспощадность ударов. Помаю, однажды, когда церемонией совместно руководили старый Бамбер Гасконь и Питер Обер, заметно побледневшему педелю был предложен стаканчик бренди, дабы приуготовить его к свершению таинства. Бичевание по древнему римскому обычаю было продолжительным и торжественным. Ликтор 25 обвел преступника вокруг всего зала. Мы были настолько подавлены этими отвратительными приготовлениями, что не могли составить себе точного представления о степени телесных страданий осужденного. Молва, разумеется, утверждала, что его спина была вся в рубцах и сине-багровая. После бичевания преступника в его санбенито 26 передавали с рук на руки близким, если у него они были (но у таких злосчастных отщепенцев обычно никого не бывало), или должностному лицу из его прихода, каковое, для вящего усиления производимого этой сценой эффекта, ожидало его на назначенном месте по ту сторону входных дверей в зал.

Эти пышные зрелища преподносились нам не так уж часто, чтобы напрочь отбить присущую нашей общине веселость. У нас было вдоволь шумных игр и забав в часы после занятий; что до меня, то должен признаться, я никогда не бывал так счастлив, как во время занятий. Старший и младший грамматический класс занимались в одной комнате, и лишь воображаемая пограничная линия отделяла ах друг от друга. Однако по царившему в них духу они разнились, пожалуй, не меньше, чем обитатели местностей по обе стороны Пиренеев. Преподобный Джеймс Бойер был старший учитель, а преподобный Мэтью Фильд 27 властвовал в той части комнаты, к которой посчастливилось принадлежать мне. Мы жили беззаботно, как птицы. Мы болтали и делали все, что бы нам ни заблагорассудилось, и никто нам ни в чем не препятствовал. Мы приносили с собою акциденцию, то есть грамматику, только ради приличия, но прилагали к ней так мало труда, что могли хоть добрых два года потратить на изучение отложительных глаголов и следующие два года на то, чтобы начисто забыть все, что мы узнали о них.

* крайние наказания (лат.).

Время от времена, выполняя формальность, мы отвечали урок, но если кто-нибудь не выучивал заданного, легкий шлепок по спине (способный разве что прогнать муху) служил ему единственным увещанием, Фильд никогда не прибегал к розге, да и трость свою, говоря по правде, он пуская в ход с явною неохотою держа ее, "словно танцовщик". В его руках она походила скорей на эмблему, чем на орудие власти, к тому же на эмблему, которой он стыдился. Это был хороший и легкий в общении человек, не очень-то склонный нарушать собственное спокойствие и не слишком, надо думать, ценивший время своих юных питомцев. Он то снова появлялся перед нами, то порой отсутствовал целые дни напролет; когда же он появлялся, мало что изменялось для нас - у него была своя комната, куда после кратковременного пребывания с нами он мог удалиться, укрывшись от несносного шума, который мы поднимали. Наши веселье и гомон продолжались по-прежнему. Были у нас собственные классики, и мы не были ими обязаны ни "высокомерной Греции, ни надменному Риму":28 "Питер Уилкинс",29 "Приключения достопочтенного капитана Роберта Бойля",30 "Удачливый мальчик в синей куртке" 3! и прочие вроде них. Или мы развивали в себе склонность к механике и к науке, сооружая из бумаги крошечные солнечные часы или сплетая те хитроумные сетки, которые называются "кошачьими люльками", или заставляя сухие горошины плясать на кончике оловянной трубки, или упражняясь в военном искусстве но правилам достославной игры "французы и англичане", или убивали время на сотню затей подобного рода, сочетая при этом полезное с приятным, так что души Руссо и Джона Локка 32 умилялись бы при виде наших занятий.

Мэтью Фильд принадлежал к тому разряду скромных священнослужителей, которые стремятся объединять в себе в равных долях светского человека, ученого и христианина, но я, право, не знаю, почему обычно выходит так, что первый из названных мною ингредиентов преобладает над двумя остальными. Он был желанным гостем в веселом обществе и нередко отвешивал придворный поклон на утреннем приеме епископа в часы, которые должен был проводить с нами. В течение многих лет ему доверялось классическое образование сотни детей первых четырех или пяти лет обучения, а его самый продвинутый класс редко успевал прочесть больше, чем две-три вводные басни Федра.33 Никак не возьму в толк, почему терпели такое? Бойер, кому как раз надлежало пресекать эти злоупотребления, всегда изображал - а быть может, и испытывал - деликатное нежелание вторгаться в область, непосредственно ему не подведомственную. Я не могу избавиться от подозрения, что он не гак уж был недоволен контрастом между вами и его собственными питомцами. Но отношению к его юным спартанцам мы были чем-то вроде илотов 34 .

Порою он с ироническою почтительностью посылал призанять розги у учителя младшего класса и затем с сардоническою усмешкой замечал одному из своих старших мальчиков, "до чего опрятный и свежий вид у этих прутьев".
Пока его бледные ученики в молчании столь же глубоком и нерушимом, как то, которому предавался самосец 35, забивали себе мозги Ксенофонтом и Платоном,86 мы веселились в свое удовольствие в нашем маленьком Гесеме 37. Мы кое-что знали о суровых нравах Бойера, и это еще больше мирило вас с нашей долей. Его громы гремели, не задевая нас; его бури проносились вблизи, но нас не затрагивали; в противоположность знамению, которое было ниспослано Гедеону,38 хотя вокруг нас все промокали насквозь, наше руно оставалось сухим.39 Его мальчики приобретали больше знаний. У наших же, я склонен думать, характер был лучше. Его ученики не могут говорить о нем иначе, как с некоторым ужасом, смешанным с благодарностью; воспоминанье о Фильде, однако, оживает в нас вместе с безмятежными образами праздности и летней дремы, труда, похожего на игру, невинной лени, Елисейской беспечности 40, в самой жизни, как "веселого праздника".41

Хотя мы находились вне юрисдикции Бойера, мы были настолько близко от его класса (как я уже сказал выше), что могли немного проникнуть в его систему. По временам до нас доносились крики ululantium,* и мы улавливали отблески Тартара.42 Бойер был неистовый педант. Его английская речь отличалась варварской сжатостью. Его пасхальные гимны (ибо служебный долг обязывал его к подобным периодическим воспарениям) резали слух, как скрипящие и визжащие дудки.** Он мог, пожалуй, и посмеяться, и даже от всего сердца, но для этого нужны были ухищрения Флакка со словом Rex *** 44 или tristts severitas in vultu **** или in-spicere in patinas***** Терендия 45 - незамысловатые шутки, которые при первом оглашении едва ли могли иметь достаточную vis, ****** чтобы привести в движение лицевые мускулы римлян. У Бойера были два парика, оба педантские, но предвещавшие совсем не одно и то же. Один - безоблачный, ясный, улыбчивый, свеженапудренный - сулил кроткий день. Второй - старый, потерявший свой цвет, нечесаный, злобного вида - не парик, а какой-то колтун - безошибочно предсказывал частые и кровопролитные экзекуции. Горе классу, если утром Боейр представал перед ним в своем "громе", или громомечущем парике! Никакая комета не пророчествовала с такой безошибочностью. У Джеймса Бойера была тяжелая рука.

* вопящих (лат.).

** Как в этом, так и во всем остальном Бойер был антиподом своего сотоварища. Тогда как первый терзал свой мозг, творя неудобоваримые гимны, достойные сравнения с земляными орехами, Фильд развлекал свое джентльменское воображение на усыпанных цветами аллеях муз. Его небольшое драматическое излияние под названием "Вертумн и Помона" не забыто и посейчас летописцами этого рода литературы. Гаррик принял его к постановке, но город не дал на нее разрешения. Бойер полуодобрительно-полуиронически говаривал, что эта пьеса слишком классична для сцены.43

*** Царь (лат.).

**** скорбная суровость в лице (лат.).

***** смотреться в сковородки (лат.).

****** сила (лат.).

Мне довелось наблюдать, как он сжимал свой узловатый кулак, угрожая несчастному, трепещущему от страха ребенку (на его губах только-только обсохло материнское молоко): "Ты что, сударь, смеешь со мною шутки шутить?". Для него было делом обычным стремглав влететь в класс из своего сокровенного тайника или библиотеки и, устремив пылающий бешенством взгляд на какого-нибудь случайно подвернувшегося ему паренька, яростно заорать: "Великий боже, сударь (это было излюбленное его обращение), у меня огромное желание тебя выпороть!". Выпалив это, он кидался назад в свое логово как бы во внезапном порыве раскаянья, но затем, спустя несколько, казалось бы, спокойных минут (в течение которых все, кроме преступника, успевали начисто позабыть о словах, брошенных Бойером), снова опрометью влетал в класс, уточняя их недостаточно ясный смысл, словно то была литания дьявола, восполняющим воплем: "И я, разумеется, сделаю это!". Когда он был настроен более благодушно и его rabidus furor * 46 утолена, он прибегал к хитроумному методу, применяемому, сколько я слышал, им одним и больше никем: поря какого-нибудь мальчугана, он одновременно читал "Дебаты",47 причем за каждым параграфом следовал удар розгой, каковой метод в дни, когда парламентское витийство достигло вершины и процветало в нашем королевстве, был мало пригоден, чтобы внушить наказуемому почтение к более пространным красотам риторики.

Однажды, но только однажды, как сообщает молва, уже взнесенная розга, так и не выполнив своего назначения, бессильно выпала из руки Бойера, когда смешной косоглазый У., застигнутый на том, что пытался использовать внутреннюю часть конторки учителя в целях, явно не предусмотренных тем, кто ее изготовил, в свое оправдание с подкупающим простосердечием заявил: он де не знал, что это запрещено. Такое прелестное неприятие какого бы то ни было предшествующего закона, кроме изустно высказанного или провозглашенного, до того неотразимо поразило всех слушателей, не исключая и самого педагога, что за ним могло воспоследовать только прощение.

Лэм превозносит большие заслуги Бойера как преподавателя. Кольридж в своей "Литературной биографии" произнес в их честь более вразумительное и пространное похвальное слово. Автор "Сельского зрителя" не колеблется сравнивать его с наиболее выдающимися учителями древности. Рассказ о Бойере, быть может, лучше всего закончить набожным восклицанием Кольриджа (когда он услышал, что его старый наставник лежит на смертном одре): "Бедный Джеймс Бойер! Да будут ему прощены все его прегрешения; и пусть его вознесут к блаженству маленькие мальчики-херувимы, у которых лишь голова да крылья и вовсе нет задней части, чтобы не напоминать ему с укором о подлунных слабостях".

Под его началом выросли многие отличные и преданные своей науке ученые. Первым грецистом в мое время был Ланселот Пепис Стивенс, добрейший из мальчиков и мужчин, позднее сопреподаватель грамматики (и неразлучный приятель) доктора Т.49

* бешеная ярость (лат.).

Сколь поучительное зрелище являет нам, помнящим о разобщенности между собой их предшественников, эта связанная тесной дружбою пара! Встретить их на улице по отдельности нельзя было, не испытав изумления, которое вскоре, однако рассеивалось по причине почти немедленного появления второго. Идя обычно рука об руку, эти взаимно доброжелательные коллеги облегчали друг другу многотрудные обязанности своей общей профессии, и когда один из них и пожилом возрасте счел нужным выйти в отставку, второй скоро пришел к выводу, что и ему также следует сложить с себя власть. Какая радость и вместе с тем какая редкость в сорок лет опираться на ту же руку, что в тринадцать помогала тебе переворачивать страницы "De amicitia" *50 Цицерона или иное повествование о дружбе у древних, которую юное сердце уже тогда жаждало испытать!

Соперником Стивенса в греческом был некто Т.,51 позднее успешно занимавшийся дипломатической деятельностью при дворах северных государей. Т. был высоким, смуглым, хмурым юношей, крайне немногословным, с волосами цвета воронова крыла. За ним шел Томас Фэншоу Мидлтон (ныне епископ Калькуттский), с отроческих лет ученый и джентльмен. Он пользуется славою превосходного критика и, кроме "Сельского зрителя", является автором написанного против Шарпа52 трактата о члене в греческом языке. Говорят, что Мидлтон высоко носит в Индии свою митру, где сама Regni Novitas,** 53 осмелюсь сказать, достаточно оправдывает такое ее ношение. Смирение, такое же простодушное, как у Джуэла или Хукера,54 может оказаться не вполне подходящим, чтобы вложить в душу прихожан англо-азиатской епархии 55 уважение к учреждениям нашей родины и к церкви, которую взрастили эти святые отцы. В школьные годы Мидлтон отличался твердостью характера, но был обходителен и непритязателен. За Мидлтоном (если только не впереди его) следовал Ричардс, 56 автор "Исконных британцев", наиболее яркой из оксфордских поэм на премию; это был бледный, прилежный грецист. Далее шли несчастный С., настигнутый злою судьбою М.!57 О них муза молчит.

Кое о ком из Эдуарда
Потомков⁵⁸ - можно умолчать.

Предстань в моей памяти таким, каким ты был па заре мечтаний своих, с надеждами, предносящимися перед тобой, подобно огненной колонне, - столб черного дыма еще не вихрился над нею - Сэмюел Тейлор Кольридж - логик, метафизик, бард! Нередко мне доводилось видеть, как случайный прохожий, шагавший вдоль наших аркад, останавливался и застывал в восхищении (в то же время размышляя о несоответствии между речью и одеждою юного Мирандулы) 59 и слушал, как ты своим глубоким и сладостным голосом раскрывал тайны Ямвлиха или Плотина 60 (ибо уже в эти годы ты не бледнел от такого философского зелья) или читал Гомера на его родном греческом или Пиндара, 61 и стены старинного монастыря францисканцев вторили эхом голосу вдохновенного приютского мальчика!

* "О дружбе" (лат).

** Новизна власти (лат.).

Множество раз происходили "битвы умов" (щегольну мимоходом выражением старины Фуллера) 62 между ним и Ч. В. Ле Г.. ,,63 "причем они оба представлялись мне чем-то вроде большого испанского галеона и английского военного корабля: юноша Кольридж, подобно первому, был много выше по уровню знаний, устойчив, но медлителен в действиях, тогда как Ч. В. Л., словно английский военный корабль, меньший размерами, но более увертливый в плавании, мог разворачиваться в любую погоду, с легкостью менял галсы и ловил ветры всех направлений благодаря живости ума и находчивости". Не скоро будешь забыт и ты, Аллен,64 их ровня и товарищ, с твоею сердечной улыбкой и смехом еще сердечнее, которым ты так часто сотрясал старинные своды Христова приюта и тогда, когда тебе приходилось по вкусу услышанная от Кольриджа или от Ч. В, Л. язвительная и едкая шутка, и когда ты сам готовился разразиться своею собственной, более приземленной и более грубой, а порой и какою-нибудь проделкой. Погасли эти улыбки, погасла и блистательная твоя красота, которою (ибо ты был Nireus formosus * 85 школы) в дни твоих более зрелых проказ ты смирил гнев разъяренной девицы; раздраженная обозлившим ее щипком, она, точно тигрица, порывисто обернулась и, мгновенно укрощенная твоим ангельским видом, заменяла уже наполовину сорвавшееся с уст страшное ругательство "бл..." более кротким приветствием: "благослови бог твое красивое лицо!".66

Затем следуют еще двое, которым полагалось бы жить и ныне и которые были друзьями Элии, - младший Ле Г. и Ф.;67 побужденные, первый страстью к скитаниям, второй - чрезмерной чувствительностью к пренебрежению, неприспособленные сносить обиды, которым иногда подвергаются бедняки-студенты в наших твердынях учености, - они сменили свою Alma Mater** на военный лагерь и погибли - один от климата, а другой на поле боя под Саламанкой: Ле Г. - жизнерадостный, непостоянный, милый; Ф. - упорный, верный, всегда ожидающий оскорбления, добросердечный и наделенный высотой духа, напоминающей древнеримскую.

Благородный, простосердечный Фр., ныне преподаватель в Хертфорде, а Мармадюк Т., 68 кротчайший из миссионеров, - и оба по-прежнему мои добрые друзья - замыкают собою перечень грецистов моего времени.

ПРИМЕЧАНИЯ

Впервые - в "London Magazine" (ноябрь 1820 г.).

"Христов приют", или "Школа синих курток", был одним из трех основанных в XVI в. королем Эдуардом VI учебно-воспитательных заведений (Христов приют, Бредуелл, Св. Томаса) для недостаточно обеспеченных детей, лишенных отца или матери. Христов приют, рассчитанный на 400 мальчиков, помещался в переданном ему здании монастыря францисканцев в Ньюгет-стрит.

Как и в других закрытых учебных заведениях в XVIII-XIX вв., условия жизни и ученья детей в Христовом приюте были суровы даже жестоки. Его культурное значение, однако, было велико, так как для детей из бедных слоев населения школ почти не было; высшие классы располагали привилегированными школами (Итон, Харроу), а средние слои населения с XI в. - платными "грамматическими школами". сложившимися к XVIII в. в тип училищ, близкий к гимназиям. Но еще к 1820-м г. более половины английских детей но получали никакого образования, а около 20% - были неграмотны. На этом фоне "Христов приют", из стен которого вышло немало писателей, педагогов- священников, государственных служащих, при всей жестокости своей системы, несомненно, был рассадником просвещения. По программам он был близок к "грамматическим школам", т. е. давал одностороннее филологическое образование. Лэм неоднократно подчеркивал свою неосведомленность в естественных науках

1 В "Сочинениях" мистера Лэма... старой школе... - Речь идет о первом собрании прозы и стихов Лэма в двух томах (1818). "Панегирик старой школе". - "Воспоминания о Христовом приюте". Положение маленького Лэма, принятого по протекции влиятельного лица, отличалось от положения других учеников. Чтобы описать школу под иным углом зрения, Лэму надо было поставить Элию на место кого-либо из своих товарищей. Лэм избрал Сэмюела Тейлора Кольриджа (Coleridge, 1772-1834), будущего поэта. Об этом сообщают биографы Кольриджа и он сам в "Biographia literaria" (1817).

218

2 ... помощник казначея Иннер-Темпля..." - В те годы им был Рендал Норрис (Norris, ум. 1827), друг отца Лэма, а затем и самого Лэма, о котором он не раз тепло отзывался в письмах к друзьям.

8 ...его славную старую родственницу... - Речь идет о тетке Лэма. О ней см. очерки: "Мои родственники" и "Слово о жареном поросенке".

4 ... вороны кормили Фесвитянина... - В Библии рассказывается, как вороны по повелению господню кормили пророка Илию Фесвитянина, принося ему хлеб и мясо, когда он вынужден был скрываться у потока Харафа (3-я книга Царств, 17).

5 Калн - городок в графстве Вилтшир, который в данном случае в целях литературного камуфляжа заменяет городок Оттери-Сент-Мера в графстве Девоншир, бывший родиной Кольриджа.

6 Нъю-Ривер - канал, проведенный от ключей в графстве Хертфордшир к резервуарам. называвшимся Ныо-Ривер-Хед, предназначенным для водоснабжения Лондона.

7 ...в Тауэр ко львам... -Тауэр - крепость на окраине (теперь - в центре) Лондона, служившая столетиями тюрьмой, а иногда местом казни государственных деятелей Англии. Неподалеку от Тауэра в XVIII в. располагался зверинец. Поэтому главные ворота, ведущие в Тауэр, стали зваться Львиными

8 Попечитель Лэма - Сэмюел Солт.

9 ... некто X. - воспитанник Ходжес.

10 Тобин - один из школьных друзей Лэма; о дальнейших встречах и литературных беседах с ним Лэм писал Вордсворту и Саути.

11 Нерон Клавдий (37-68) - римский император (54-68).

12 Калигула Гай Юлий Цезарь (12-41) - римский император (37-41). Существовала легенда, что, желая унизить сенаторов, он назначил консулом своего коня и ввел его в сенат на заседание. Калигула, как и Нерон, служил в литературе образцом свирепого и развратного тирана.

13 ...обрушив стены собственного Иерихона... - В Библии рассказывается, что евреи после исхода из Египта не могли взять укрепленный город Иерихон, но по молитве военачальника Иисуса Навина неприступные стены рухнули от звуков боевых труб.

14 Смигфильд - район в Лондоне, где находится самый крупный рынок сельскохозяйственных продуктов и скота.

15 Перри (Perry) - состоял в должности старшего учителя.

16 ..."Веррио и другими", которыми она "…увешана и украшена". - Это место - почти автоцитата из "Воспоминаний о Христовом приюте". Описывая обстановку этого заведения, где "мальчик не чувствует себя приютским мальчишкой". Лэм говорит, что столовая "кругом увешана полотнами" кисти "Веррио, Лели и других". Веррио (Verrio) Антонио (1639-1707) - художник я декоратор, украшавший при Карле II и Иакове II дворцы и поместья знати. Лели (Lely) сэр Питер (1618- 1680) - художник-портретист.

17 ...жадными гарпиями... - Гарпии в греческой мифологии первоначально - богини вихрей. Потом их стали представлять в виде чудовищных птиц с девичьими головами. В сказании об аргонавтах гарпии мучают слепого паря Финея. неизменно похищая его еду.

18 ...вместе с Троянцем в покое Дидоны... - Речь идет о герое Троянской войны Энее. Спасению Энея и его воинов при разгроме Трои посвящена поэма Вергилия "Энеида". Приплыв к берегам Африки. Эней встречает мифическую царицу Карфагена Элиссу (Дидону), которая удостаивает его своей любви. После отъезда Энея Дидона сожгла себя.

19 Едал он пищу странную… - Неточная цитата из трагедии Шекспира "Антоний и Клеопатра" (акт I, сц. 4). Цезарь говорит Антонию: "Передавали, что в горах Альпийских Едал ты мясо странное"; английское выражение "strange flesh" обычно означает человеческое мясо.

219

20 Чвнсери-лейн - квартал в центре Лондона, где расположены Темпль, а также здания юридических корпораций.

21 ...в Бедламе... - Когда-то так назывался монастырь св. Марии Вифлеемской (Бедлам - искаженное Вифлеем). В 1547 г. монастырь был упразднен, а здание превращено в больницу для душевнобольных, имевшую весьма дурную славу.

22 ... порождением, мозга Говарда... - Речь идет о знаменитом филантропе Джоне Говарде (правильнее: Хауард; Howard, 1726 ?-1790), изучавшем тюремное дело в Европе и призывавшем улучшить положение заключенных. Он полагал, что разумный труд, религиозное воспитание я нормальные санитарные условия могут превратить преступников в честных людей. Для того чтобы изучить русские казармы и лазареты, Говард отправился в Россию во время русско-турецкой войны в район военных действии, где, заразившись тифом, умер и был похоронен вблизи Херсона. Памятник ему был поставлен в соборе св. Павла на средства, собранные по подписке.

В педагогике Говард держался старых взглядов, считая суровую дисциплину основой воспитания. Уничижи тельное примечание Лэма. по мнению его биографов, порождено не соответствующими истине слухами.

23 ... auto da fe... - Буквально: "дело веры". Так называли церемонию оглашения протоколов трибуналов инквизиции, по которым обвиняемые приговаривались либо к штрафам и покаянию (если они "примирялись" с церковью), либо к передаче их светским властям, что означало последующее сожжение на костре.

24 .. ultima supplicia… -Выражение, употребленное древнеримским полководцем Гаем Юлием Цезарем (100-44 до н. э.) в книга "Запаски о гражданской войне" ("Commentarii de belio civiib, кн. I, 84) в значении смертной казни.

25 Ликтор… - служитель высших должностных лип в древнем Риме; ликторы также осуществляли экзекуции.

26 ... санбенито… - одеяние осужденных судом инквизиции. Это был желтый балахон с двумя большими красными андреевскими крестами спереди и сзади и с изображением языков пламени, направленных вверх для осужденных на сожжение живыми и вниз - для тех, кого сжигали, предварительно удушив.

27 Джеймс Бойер… - Мэтью Фильд…. -- реальные лица.

28 ...ни "высокомерной Греции, ни надменному Риму"... ("Insolent Greece or haughty Rome") - Строка из стихотворения драматурга Бена Джонсона (Jonson, 1573-1637) "Памяти моего любимого автора господина Вильяма Шекспира..." ("То the Memory of My Beloved, the Author, Mr. William Shakespeare. .", 1623).

29 "Питер Уилкинс" - популярный в свое время роман Роберта Палтока (Paltock, 1697-1767) "Жизнь и приключения Питера Уилкинса" ("The Life and Adventures of Peter Wilkius, a Cornish Man…", 1751).

30 "приключения достопочтенного капитана Роберта Бойля"... - Правильное название: "Путешествия и приключения капитана Роберта Бойля" ("The Voyages and Adventures of Captain Robert Boyle". 1728) - авантюрная повесть Вильяма Четвуда (Chetwood, ум. 1766), выдержавшая в XVIII в. 13 изданий и переведенная на французский язык.

31 "Удачливый мальчик в синей куртке" - анонимно изданная в 1770 г. повесть с подзаголовком: "История благодеяния; Христов приют" ("The Fortunate Blue-Coat Boy. Story of Benevolence; Christ's Hospital").

32 ... души Руссо и Джона Локка... - Жан-Жак Руссо (1712-1788) - французский философ-просветитель и писатель; Джон Локк (1632-1704) - английский философ. Их взгляды на воспитание во многом сходны (настояние на близости к природе, естественности чувств, на необходимости труда, гармонично сочетающегося с общим развитием личности).

33 Федр (ок. 15 до н.э. - ок. 70 н. э.) - древнеримский баснописец, главным образом переводивший на латинский язык басни Эзопа.

34 ... вроде илотов. - Илоты - рабы в древней Спарте.

35 самосец - философ и математик Пифагор (VI в. до а. э.), уроженец Самоса. Пифагор и его последователи считали молчание важным условием философской сосредоточенности.

220

36 ... забивали себе мозги Ксенофонтом и Платоном... - Ксенофонт (ок. 430 - ок. 355 до н.э.) - древнегреческий писатель, историк. Платон - см. с, 217, примеч. 31.

37 Гесем - плодородная область древнего Египта в Нильской дельте - символ благосостояния.

38 Гедеон - предводитель в судия у древних евреев в середине XIV в. до н. э.; избавил страну от вражеских набегов. По Библии, бог, чтобы возвысить его, явил ему чудо; когда нигде не выпада роса, руно на его гумне оказалось настолько. влажным, что он смог нацедить из него много воды (Книга Судей, 6).

39 ... наше руно оставалось сухим. - Строка из стихотворения поэта и драматурга Эбраэма Каули (Cowley, 1618-1667) "Жалоба".

40 ... Елисейской беспечности... – Производное от понятия "Елисейские поля", или "Элизиум" (место успокоения душ праведных, античный рай).

4! ... "веселого праздника". - Выражение из первой части исторической хроники Шекспира "Генрих IV" (акт I. сц. 2), где принц Генри говорит: "Когда б весь год веселый праздник длился".

42 Тартар - В представлении древних греков - место, где обитают души мертвых. Также поэтическое обозначение ада христиан, где мучаются грешники.

43 ...эта пьеса слишком классична для сцены. - Пьеса Фильда была поставлена на сцене лондонского театра Ковент-Гарден в 1782 г., когда знаменитый английский актер Гаррик (см. с. 240, примеч. 2) уже ушел со сцепы.

44 ... ухищрения Флакка со словом Rex... - Квинт Гораций Флакк (65- 8 до н. э.) - древнеримский поэт. "Ухищрения" (т. в. игра) со словом "Rex" встречаются в Сатире 7-й Первой книги "Сатир", рассказывающей о тяжбе Персия с Рупилием, прозванным "царем".

45 Терентий Публий (ок. 195 - ок. 159 до н.э.) - древнеримский комедиограф. Первая шутка - из комедии "Андрия" (акт V, сц. 2) - заключается в том, что раб но имени Дав характеризует некоего старика Критона противоречивыми определениями ("старик.. , наглый и пронырливый... человек почтенный и скорбной суровости"). В комедии "Братья" (акт III, сц. 3) раб по имени Сир рассказывает, как он учит подчиненных ему на кухне рабов мыть посуду, чтоб можно было "в сковородки, словно в зеркало смотреть".

46 rabidus furor - Точнее: rabidus aninii turor - "бешеная ярость духа" - слова из стихотворения древнеримского поэта-лирика Гая Валерия Катулла (87-ок. 54 до н. э.) "По морям промчался Аттис".

47 ... "Дебаты"... - отчеты о парламентских прениях.

48 Автор "Сельского зрителя" - Томас Фаншоу Миддлтон (Middleton, 1769- 1822), издавал этот еженедельник в 1792-1793 гг. и был его главным автором. Миддлтон учился в "Христовом приюте" и Кембридже.

49 Доктор Т. - Артур Вильям Троллоп (Trollope, 1768-1827), воспитанник "Христова приюта" и Кембриджа, в 1799 г. сменил Бойера в этой школе, но отличался большей мягкостью. Он умел замечать способных учеников и внушать им интерес к занятиям.

50 "De amicitta" - сочинение выдающегося оратора, государственного деятеля и писателя древнего Рима Марка Туллия Цицерона (106-43 до н. э.), где он утверждает, что дружба есть союз равных и что у тирана не бывает друзей, а только льстецы.

51 ...некто Т. - Торнтон (Thornton) Эдуард (1766-1852), воспитанник "Христова приюта" и Кембриджа, дипломат, полномочный посол в Португалии и Бразилии.

52 Шарп (Sharp) Гренвил (1735-1813) - филантроп, политический деятель, памфлетист, автор трактата о значении артикля в греческом тексте Нового завета. Ему возражал Миддлтон (трактат "Учение об артикле в греческом языке применительно к критике и толкованию Нового завета").

53 Regni Novitas - выражение из "Энеиды" Вергилия (см. с. 213, примеч. 25).

221

54 ...как у Джуэла или Хукера... - Джуэл (Jewel) Джон (1522-1571), епископ и теолог, один из активный деятелей англиканской церкви но время Реформации Хукер (Hooker) Ричард (1554? --1600), теолог, приверженец Джуэла.

55 ...англо-азиатской епархии... - т. е. Калькуттской.

66 Ричардc (Richards) Джордж (1767-•1837) - священник, поэт, воспитанник "Христова приюта"; за поэму "Исконные британцы" ("Aboriginal Britons") получил премию Оксфордского университета; с похвалой отозвался о ней Байрон.

57 ...несчастный С., настигнутый злою судьбою M. - Воспитанник С. (Скотт) окончил свои дни в Бедламе. М. (Мондер) был исключен из "Христова приюта"

58 Кое о ком из Эдуарда Потомков... - Цитата из стихотворения английского поэта Мэтью Прайора (Prior, 1664-1721) "Carmen seculare for 1799" с заменой слов "Stuart's race" на "Edward's race". Употребляя это последнее выражение, Лэм имеет в виду не столько "потомков", сколь "питомцев" Эдуарда, иначе говоря, воспитанников "Христова приюта", основанного королем Эдуардом VI.

59 ... юного Мирандулы. .. - Имеется в виду выдающийся итальянский ученый раннего Возрождения Джованни Пико делла Мирандола (Pico della Mirandola 1463-1494), в котором наиболее полно воплотился идеал ученого той эпохи Его феноменальные способности, знание двадцати двух языков, широкая эрудиция заставили говорить о нем уже в пору его юности Гуманизм той норы получил самое яркое выражение в его работе "О достоинстве человека". Необыкновенная личность молодого ученого привлекла внимание английского философа-гуманиста, автора "Утопии" Томаса Мора (Мога, 1478-1535), который стал первым переводчиком на английский язык сочинений и биографии Мирандолы - "Жизнь Джона Пикуса, графа Мирандулы, великого лорда Италии. выдающегося и искусного во всех науках, добродетельиейшего среди живущих. с „Посланиями" и другими сочинениями названного Пикуса" была издана Мором в 1510 г.

60 ... тайны Ямвлиха или Плотина... - Греческие философы Ямвлих (ум. 333) и Плотин (204-269) - последователи Платона, развивавшие его идеи и мистическом направлении.

61 Пиндар (ок. 518-442 до н. э.) - древнегреческий поэт, сочинявший торжественные хоровые песнопения для празднеств.

62 ...выражением старины Фуллера... - Это выражений широко известно из книги деятеля англиканской церкви Томаса Фуллера (Fuller, 1608- 1661) "История героев Англии" ("The History of the Worthies of England", 1662) сравнение Шекспира и Бена Джонсона. Фуллер в "битве умов" уподобляет Джонсона испанскому галеону, Шекспира - английскому кораблю.

63 Ч. В. Ле Г... - Ле Грайс (Le Grice) Чарльз Валентайн (1773-1858), воспитанник "Христова приюта" и Кембриджа, друг Кольриджа и Лама. Долгие годы был учителем в богатой семье.

64 Аллен - друг Кольриджа и Лэма в "Христовом приюте", после окончания которого поступил в Оксфордский университет, где Лэм навещал его в 1794 г.

65 Nireus formosus - Во второй песни "Илиады" среди греческих героев, пришедших сокрушить Трою, назван и "Юный Нирей… Смертный, прекраснейший всех после дивного мужа Пелира" (пер. Н. Гнедича.).

66 "... твое красивое лицо" - Этот же эпизод передает в своей "Автобиографии" друг Лзма, публицист и поэт Джеймс Генри Ли Хент (Hunt, 1764-1859).

67 ...младший Ле Г. и Ф. - Ле Грайс Сэмгоел, брат Чарльза Уалентайна, умерший в Вест-Индии от желтой лихорадки. В трудные дни жизни Лэма он, по словам писателя, "был как родной брат"; Ф. - Фейвел (Favell) Сэмюел, воспитанник "Христова приюта", учился в Кембридже, но, стыдясь отца, который работал маляром, ушел из университета. Погиб в Испании во время войны с Наполеоном.

68 Фр... и Мармадюк Т. - Фр. - Фрэнклин (Franklin) Фредерик Вильям; Мармадюк Т. - Томсон (Thompson) Мармадюк - воспитанники "Христова приюта"; первый стал школьным учителем, второй - священником.

содержание