содержание

ЖАЛОБА НА УПАДОК НИЩЕНСТВА В НАШЕЙ СТОЛИЦЕ

Все вычищающая метла общественных преобразований - единственная алкидова палица 1, которой мы сокрушаем ныне пороки вашего времени - поднята в многоруком взмахе, чтобы убрать из столицы последние трепыхающиеся лохмотья пугала попрошайничества. Котомки, сумы, торбы, посохи, псы, клюки - вся попрошайничающая братия со всем своим скарбом спешно выдворяется за пределы досягаемости этого одиннадцатого гонения 2. С людных перекрестков, с углов улиц и закоулков отлетающий дух нищенства "удаляется, тяжко вздыхая" 3.

Я не одобряю эту вселенскую расправу, этот бесстыдный крестовый исход или bellum ad exterminationem,* объявленную целому разряду рода людского. Из этих нищих можно извлечь много хорошего.

Они - древнейшие и наиболее почтенные представители обездоленных. Они взывают к нашим общим чувствам; для бесхитростной души это менее оскорбительно, чем быть просителем, зависящим от личных склонностей или прихоти того или иного ближнего или объединения ближних, будь то приход или благотворительное общество. Их поборы - единственная не вызывающая раздражения подать, доброхотное самообложение.

Из самой глубины их отверженности ключом било достоинство. Человеку больше пристало пребывать в наготе, чем носить ливрею.

Величайшие умы испытали это в своих превратностях. Когда Дионисий из царя превратился в школьного учителя,4 кто не испытал к нему презрения? Если бы Ван-Дейк 5 изобразил его с подъятого вместо скипетра ферулой 6, неужели он взволновал бы наши души той же возвышенной жалостью, тем же сострадательным восхищением, с какими мы смотрим на его выпрашивающего обол Велизария? 7. Разве мораль была бы более привлекательна, более трогательна?

* войну на уничтожение (лат.).

120

Слепой нищий в легенде 8 - отец прелестной Бесси, историю которого даже дрянные вирши и вывески питейных домов не могут унизить и опошлить настолько, чтобы сквозь его рубища не сверкали искорки светлого духа,-этот благородный граф Корнуолский (поистине благородный)" ато приснопамятное игралище судеб, разве когда он, спасаясь от несправедливого приговора сюзерена, утратив все, чем владел, присел на цветущем зеленом лугу Бетнал рядом с еще более свежей и прекрасной дочерью, озарявшей его отрепья и нищету, - разве дитя и родитель являли бы нам более привлекательную картину, усердствуя за прилавком или искупая былое величие у портновского стола высотою в три фута?

В сказке, как и в истории, нищий всегда прямой антипод королю. Когда поэтам и романическим сочинителям (как назвала бы их дорогая Маргарет Ньюкасл) 9 нужно особенно трогательно и выразительно живописать превратности судеб, они никогда не поставят точки, пока не низведут своего героя до самых настоящих отрепий и до сумы. Глубина падения подчеркивает высоту, с которой он пал. Тут не существует середины; которая может представиться воображению, не оскорбляя его. Тут нельзя смягчить падение. Вышвырнутый из дворца Лир должен скинуть с себя одеяния, чтобы прийти в соответствие с "простою природой", И Крес-сида,10 утратившая любовь царевича, должна протягивать свои бледные руки - бледные не той белизной, что свойственна красоте, - но молящие руки прокаженной, с колокольчиком и трещоткой.

Остроумцам Лукианова толка " это было отлично известно, и когда они, напротив, хотят выразить безжалостное пренебрежение к униженному величию, то показывают нам Александра, тачающего башмаки в царстве теней, или Семирамиду, стирающую грязное белье.

Как бы прозвучал в песне рассказ о том, что великий монарх отдал свою любовь дочери пекаря? Но разве оскорбляется наше воображение, когда мы читаем в "Правдивой балладе", как король Кофетуа 12 сватается к нищенке?

Обездоленность, обездоленный, бедняк - все эти слова выражают жалость, но жалость, смешанную с презрением. Никто, однако, не презирает настоящего нищего. Бедность - понятие относительное, и всякая степень ее смешна тому, кто "ступенькою выше".13 Ее скудные поступления и доходы складываются и подсчитываются. Ее притязания на собственность почти смехотворны. Ее жалкие попытки продержаться вызывают усмешку. Всякий, у кого кошелек хоть чуточку тяжелей, считает себя вправе отнестись к ней с откровенным пренебрежением. Бедняк попрекает на улице бедняка, без стеснения напоминая о положении собрата, хотя его собственные дела разве что на волосок лучше, а богачи, проходя мимо, потешаются над обоими. Но ни одно гнусное сравнение не оскорбляет нищего; никто не надумает сопоставлять вес его кошелька со своим. Он вне сравнения. Его собственность не подлежит измерению. У него заведомо ничего нет, в точности как у собаки или овцы. Никто не ставит ему на вид, что он живет не по средствам. Никто не обвиняет его в гордыне и не стыдит за напускное смирение. Никто не препирается с ним за то, чтобы пройти первым вперед. Никто не спорит с ним о превосходстве. Ни один богатый сосед не старается выжить его из лачуги, где он ютится. Никто не затевает с ним тяжбы. Никто не привлекает его к суду. Не будь я джентльменом вполне независимым, я бы по свойственной мне щепетильности а возвышенности души предпочел быть нищим, чем прислужником у сильных мира сего, из прихлебателем или бедным родственником.

121

Отрепья - позор бедности - это мантия нищего, прямые insignia * его ремесла, его пожизненная привилегия, его парадная форма, платье, в котором ему надлежит показываться на людях. Он никогда не грешит против моды, не спешит за нею, неловко прихрамывая. От него не требуют, чтобы он облачался в траур вместе с придворными. Он носит одежду любых цветов, не страшась ни одного. Его костюм претерпел еще меньше изменений, чем костюм квакера 14. В целой вселенной он единственный, кто не обязан блюсти приличия. Подъемы и спады в делах человеческих ничуть его не заботят. Он один пребывает неизменным. Цены на акции и землю его не волнуют. Колебания сельскохозяйственного и торгового процветания его не трогают или на худой конец приводят лишь к смене его покровителей. Никто не ждет, что он поручится за кого-нибудь или внесет за него залог. Никто не докучает ему расспросами о его религиозных и политических взглядах. Он единственный свободный человек во вселенной.

Попрошайки этого великого города были его достопримечательностями, его знаменитостями. Мне гак же трудно обходиться без них, как было бы трудно обходиться без выкриков лондонских торговцев 15. Ни один уличный угол немыслим без них. Они - такая же необходимая его принадлежность, как певцы баллад, и в своем живописном наряде они так же красочны, как вывески старого Лондона. Они были ходячими моральными поучениями, эмблемами, напоминаниями, изречениями на циферблате солнечных часов, проповедями о сирых я немощных, книжками для детей, благотворными помехами в препятствиями в полноводном бурном потоке жирного мещанства.

Взгляни
На этого несчастного банкрота

Куда же делись эти старые слепые Товиты 16, которые, ловя изувеченными зрачками лучи сострадания и (по возможности) света, ютились с преданным псом-поводырем у ног своих вдоль стены сада ори Линкольнз-инн, пока их не изгнала оттуда нынешняя брезгливость? Или их упрятали в углы такие we слепые, "как они сами, куда не проникает ни целительный воздух, ни солнечное тепло? В каких гнетущих убежищах для бедняков отбывают они, замурованные в четырех стенах, наказание двойной тьмою, где звяканье брошенного им полпенни не утешает их больше в горестном одиночестве вдали от бодрящих слух и вселяющих надежду шагов прохожего? Где теперь их бесполезные посохи? И кто приютит их псов? Быть может, попечители Сент.-Л. распорядились их пристрелить? Или их завязали в мешки и швырнули в Темзу по предложению Б.. доброго приходского священника...?

* признаки (лат.).

122

Да пребудет в мире душа непритязательного Винсента Борна 17, самого классического и одновременно самого английского из наших латинистов, который рассказал о союзе наделенного разумом существа с четвероногим, о дружбе между человеком и псом и самом прелестном своем стихотворении "Epitaphium in Сапеш", или "Эпитафии Псу". Читатель, вникни в нее и скажи, дурно или, напротив, благотворно должны привычные зрелища, вдохновившие такие нежные зтихв, влиять на нравственное чувство прохожих, день за днем снующих по людным улицам нашей обширной и суетливой столицы,

Pauperis hic Iri requiesco Lyciscus, herilis
Dum vixi, tutela vigil columenque senectae
Dux caeco fidus: nec, me ducente, solebat,
Praetenso hinc atque hinc baculo, per iniqua locorum
Itscertam explorare viam; sed fila secutus.
Quae dubios regerent passus, vestigia tuta
Fixit inoffenso gressu; gelidumque sedile
In nudo nactus saxo, qua praetereuntiuim
Unda frequens conflnxit, ibi miserisque tenebras
Lamentis, noctemque oculis ploravit obortam
Ploravit nec frustra; obolum dedit alter et alter.
Queis corda et mentem indiderat natura benignam
Ad latus interes jacui sopitus faerile
Vel mediis vigil in somis: ad herilia jussa
Auresque atque aninnini arrectus. seu fruafula amice
Porrexit sociasque dapes - seu longa diei.
Taedia perpessus, reditum sub nocte parabat.
Hi mores, haec vita fuit, duin fata sinebant,
Dum neque languebain morbis. nec inerte senecta
Quae tandem obrepsit, veterique satellite caecum
Orbavit dominiim; prisci sed gratia fact!
Ne tota intereat, longos delete per annos.
Exiguiim hunc Irns tumulum de cespite fecit,
Etsi inopis, non ingratae, muniiscula dextrae;
Cannine signavitque brevi, dominumqne canemque,
Quod memoret, fidumque Canem dominuinque Benignum,

Бедняги Ира 18 верный пес, покоюсь.
Здесь я, слепца-хозяина водивший
По улицам. Пока я был при нем,
Ему в посох тот не нужен был,
Которым он нащупывает в страхе
Дорогу на опасных перекрестках.
Тогда, держась за добрый поводок,
Он смело шел за мною до ступеньки
Какой-нибудь в особо людном месте,
Где можно было сесть и громогласно
Без отдыха с утра и до заката
Прохожим жаловаться на судьбу.
Причем но тщетно, ибо временами
Кто пощедрей давал медяк-другой
Я ж между тем у ног его дремал,
Однако чутко, ибо сердцем, ухом
Улавливал малейшее движенье
Его руки, чтоб свой схватить кусок
И порцией объедков угоститься.
Затем, усталые, мы шли домой:
Ведь нищенствовать - тяжкая работа.
Вот так я жил, так длил существованье
Пока болезнь и старость не пришли
И от хозяина не оторвали
Меня навек. Но чтобы не угасла
Благая память о моих делах,
Насыпал Ир вот этот холмик скромны и
Рукою любящей и начертал
На нем стихи, чтоб миру показать.
Какой союз и длительный и прочный
Мог Нищего связать c любимым, верным Псом.

123

Мои слабые глаза в течение нескольких месяцев тщетно разыскивали известную всем фигуру или, вернее, часть фигуры человека, который обычно катил по лондонским мостовым свою ладную верхнюю половину, двигаясь с поразительной ловкостью и быстротой на некоем деревянном сооружении и являя собою зрелище для горожан, приезжих и детворы. Он был крепко сколочен, лицо у него было обветрено, словно у моряка, голова открыта непогоде и солнцу. Он был диковинкою природы, предметом размышлений для ученого, чудом для простаков. Малыш удивленно разглядывал мужчину могучего телосложения, низведенного до его собственного уровня. Заурядный калека презирал собственное малодушие при виде здоровой бодрости и жизнелюбивого мужества этого уполовиненного великана. Его трудно было не заметить, ибо несчастный случаи, сразивший его, произошел во время волнений 1780 г.,19 и он уже давно жил наподобие донной рыбы. Он казался порождением земли, Антеем, всасывающим свежие силы прямо из почвы, с которой соседствовал. Он был грандиозным обломком, как мраморные рельефы лорда Элгина.20 Сила, которая должна была жить в его утраченных ногах и бедрах, не пропала зря, но переместилась в верхнюю часть тела, и он стал половиною Геркулеса. Я однажды услышал потрясающий голос; он грохотал и гремел, словно гул перед землетрясением, и, опустив взгляд, я повял, что он, что эта Мандрагора,21 бранит лошадь, которая шарахнулась в сторону при зловещем его появлении. Казалось, ему недостает лишь полного роста, чтобы разорвать в клочья прогневавшее его четвероногое. Он был как бы человеческой частью кентавра, лошадиная половина которого была отсечена в жестокой схватке с лапифами.22 Он двигался так, словно ему было достаточно оставшейся у него половины тела. Что касается его os sublime,* то тут все было в порядке, и он все еще устремлял к небу свое жизнерадостное лицо. Сорок два года занимался он своим ремеслом на улице, и теперь, когда волосы его поседели на этой службе, хотя душевная стойкость его ничуть не сломлена, - теперь потому только, что он не пожелал променять свежий воздух и свободу на утеснения богадельни, он искупает свое упорство в одном из домов, именуемых (словно в насмешку) исправительными.

* головы (лат.).

125

Неужели в таких повседневных картинах следует усмотреть безобразие, требующее вмешательства закона и устранения, а не зрелище трогательное, способное благотворно влиять на пешеходов большого города?

Неужто среди его выставок, музеев и всего того, что питает вечно жадное любопытство (а что такое большой город, как не скопление достопримечательностей - бесконечных достопримечательностей - и чем еще он привлекает?), не нашлось места для Lusius (не Naturae, правда), a Accidentium? * Пусть за сорок два года тяжких усилий этот человек, по слухам, наскреб достаточно для того, чтобы дать своему чаду приданое в несколько сотен фунтов. Кого он ущемил этим, кого обманул? Тем, кто ему подавал, досталось интересное зрелище в обмен на их пенсы. Что из того, если, подставляя себя целый день палящему зною, дождям и стуже небесной, перемещая свое нескладное туловище сложным я мучительным способом, он получал возможность проводить вечер в обществе своих увечных собратьев и баловать себя тарелкой горячего мяса с овощами, - а ведь именно это сурово вменялось ему в вину духовным лицом, дававшим показания в комиссии Палаты Общин - так вот, разве это или его истинно отеческая заботливость, которая (если имела место) заслуживает скорее памятника, чем наказанья плетьми, и которая во всяком случае несовместима с нелепыми россказнями о ночных оргиях, приписанных ему клеветою. - разве все это может служить основанием для того, чтобы пресечь избранный им самим, безобидный и, более того, поучительный образ жизни а в седой старости запереть его, как записного бродягу?

Жил некогда Йорик 23, который не счел бы зазорным сидеть за пиром калек и в знак товарищества внести в него лепту вместе со своим благословением. "О век, ты утратил свое благородство".

Я глубоко убежден, что половина историй о невероятных богатствах, якобы собранных нищими, - злостная выдумка скряг. Об одной из таких историй недавно много толковали в газетах, и она повела к обычным великодушным умозаключениям. Некий банковский служащий был несказанно удивлен извещением о пятистах фунтах стерлингов, оставленных ему по завещанию лицом, имя которого было ему неизвестно. Оказалось, что ежедневно, проходя по утрам путь от Пэкэма 24 (или какой-то деревни поблизости), где он жил, к себе в должность, он последние двадцать лет не забывал опустить полпенни в шляпу какого-то слепого Бартимеуса, который просил милостыню у дороги в город. Славный старый нищий узнавал своего ежедневного благодетеля только по голосу и перед смертью отказал все свои собранные милостынею сбережения (которые накапливались, быть может, на протяжении полувека) своему давнему Другу из банка. Должен ли этот рассказ запереть наглухо человеческие сердца и кошельки, дабы не подавалась более милостыня слепым, или он служит скорее поучительным примером разумно направленного милосердия, с одной стороны, и благородной признательности - с другой?

* Игры... Природы... Случая (лет.).

125

Я иногда сожалею, что не я тот банковский служащий.

Я, кажется, припоминаю, как этот бедный старик с благодарной душой помаргивал и устремлял ввысь к солнцу своп невидящие глаза.

Неужели мой кошелек был для него закрыт?

Быть может, у меня не было мелочи.

Не пугайся, читатель, таких жестких слов, как "обман", "плутовство", - подавай и ни о чем не спрашивай. Верши добро, не помышляя о воздаянии. Иные (как тот банковский служащий), сами того не ведая, кормили ангелов.

Не затягивай тесемки своего кошелька перед выставленной напоказ нуждой. Иной раз твори милосердие. Когда бедняк (явный и несомненный) предстает перед тобою, не вздумай допытываться, действительно ли существуют "семеро малых ребят", во имя которых он взывает к тебе о помощи. Не углубляйся в неприглядную истину, чтобы сберечь полпенни. Лучше поверить ему. Если он не совсем тот, за кого себя выдает, все же подай и думай (если тебе угодно), что ты помог не отцу выдуманного семейства, а бедствующему холостяку. Когда он появляется перед тобой с лицемерным взглядом и искательным голосом, считай его лицедеем. Ты платишь деньги, чтобы увидеть комедианта, который заведомо притворно изображает все то, в притворности чего ты не можешь быть вполне уверен при встрече с этими бедняками.

ПРИМЕЧАНИЯ

Впервые - в "London Magazine" (июнь 1822 г.).

1 Алкидова палица - палица Геракла, мифического героя Греции,

2 ...одиннадцатого гонения…- Историка Древнего Рима насчитывают, начиная с эпохи Нерона и кончая Диоклетианом, десять гонений на христиан.

3 "удаляется, тяжко вздыхая". - Слова ив стихотворения Джона Мильтона "Гимн. На утро рождества Христова".

4 Дионисий... превратился в школьного учителя…- Речь идет о Диоиисии Младшем, тиране в Сиракузах (3(57-343 до в. а.), на острове Сицилия. После своего свержения бежал в Коринф и вынужден был провести там последние годы жизни в крайней бедности. По легенде, он стал преподавать в школе, добывая этим средства к существованию.

5 Ван-Дейк - см. с. 226, примеч. 14.

6 Ферула - см. с. 233, примеч. 18.

7 Велизарий (ок. 504-565) - полководец византийского императора Юстиниана. Под конец жизни попал в опалу, все имения его были конфискованы, и это дало повод к легендам о его ослеплении и нищете.

8 Слепой нищий в легенде. - Имеется в виду баллада о нищем слепце из Бетнал-Грина (ныне - район Лондона) и его прекрасной дочери Бесси, вошедшая в сборник баллад Перси (см, с. 246, примеч. 3). Сюжет ее таков: любви Бесси добивались рыцарь, знатный юноша, купец и сын трактирщика. Бесси заявила, что нужно согласие ее отца, слепого нищего. Тогда все, кроме рыцаря, отказались от своих притязаний. На свадьбе нищий заявил, что он Генри де Монфор, сын погибшего в сражении при Эвешеме предводители баронов, Симона де Монфора. Спасаясь от шпионов короля Генриха III, он вынужден был скрываться под видом слепого нищего. Однако исторический Генри де Монфор (1238-1265) также погиб при Эвешеме.

9 Маргарет Ньюкасл - см. с. 224, примеч. 31.

10 Крессида - Речь идет о "Завещании Крессиды" ("The Testament of Cresseid") шотландского писателя Роберта Хетарисона (или Хендерсона - Henryson, Henderson, 1430?-1506), одного из последователей Чосера.

11 Остроумцам Лукианова толка... - К ним Лам причисляет а Рабле (см. с. 225, примеч. 12), в романе которого "Гаргантюа и Пантагрюэль" (кн. II, гл. 30) Эдистемон рассказывает своим собеседникам, какими ремеслами занимаются в аду души знаменитых героев и великих людей, причем Александр Македонский за деньги чинит старые штаны, а Семирамида ищет вшей у бродяг,

12 ...король Кофетуа... - персонаж старинной баллады, вошедшей в сборник Перси. Это был "король Африки", необычайно богатый, но презиравший весь женский род. Увидав в окно нищую девушку, он тут же полюбил ее. Звали ее Пенелофон (У Шекспира в "Бесплодных усилиях любви" она называется - Зенелофон). Они долго и счастливо жили вместе, пока их не разлучила смерть.

13 ..."ступенькою выше"... - Лэмова сноска в первой публикации сообщала, что это - слова из "Тимона Афинского" (акт IV, сц. 3: "Стоящий у подножия удачи Льстит тем, кто выше влез"; пер. П. Мелковой).

250

14 ... ".Взгляни на этого несчастного банкрота"... - слова Первого вельможи из комедии Шекспира "Как вам это понравится" (акт II. сц, 1. 56-57),

15 ... выкриков лондонские торговцев... - Вплоть до XIX в. бродячие лондонские торговцы зазывали покупателей, выкрикивая нараспев на разные голоса названия своих товаров, расхваливая их достоинства. Известный английский композитор Орландо Гиббонс (Orlando Gibbons, 1583-1625) написал на эту тему небольшое музыкальное сочинение для шести голосов под таким же названием ("Выкрики лондонских торговцев").

16 ...слепые Товиты... - Благочестивому и добродетельному старцу Товиту (Библия, Книга Товита) было послано испытание, и он ослеп. Через восемь лет ему было возвращено зрение.

17 Винсент Борн (Bourne, 1695-1747) - английский поэт, писавший стихи на латинском языке (она были изданы в 1734 г.). Английский перевод "Эпитафии псу" принадлежит Лэму.

18 Ир - в "Одиссее" Гомера нищий на Итаке.

18 ...во время волнений 1780 г. - Речь идет о так называемом "Гордоновом мятеже". Гордон (Gordon), Джордж (1751-1793) - протестантский деятель, первоначально служил во флоте. Когда английское правительство приняло закон, несколько облегчающий положение католического меньшинства в стране, под влиянием агитации Гордона в других фанатически настроенных протестантов вспыхнул бунт, к нему присоединились всякого рода уголовные элементы. И сам бунт, и его подавление вызвали много жертв

20 ...мраморные рельефы лорда Элгина. - Томас Брюс, граф Элгин (Elgin, 1766-1814) составил большую коллекцию древнегреческих произведений искусства, в том числе барельефов, снятых им с руин Парфенона. В 1816 г. коллекцию купило правительство. "Элгинские мраморы", как их прозвали, помещены в Британском музее.

21 ...эта Мандрагора… - Мандрагора (иначе "Адамова голова") - многолетнее растение, крепкий и кряжистый корень которого имеет отдаленное сходство с фигуркой человека. По этой причине мандрагоре в средние века приписывали чудесные свойства.

22 ...в жестокой схватке с лапифами. - По представлениям древних, лапифы (мифический народ, якобы живший в Фессалии) и кентавры (полулюди-полулошади) враждовали. На свадьбе царя лапифов Пейритоя кентавр Евритион оскорбил хозяина, в результате чего возникла битва, окончившаяся поражением кентавров. Сюжет этот неоднократно был трактован в античном искусстве.

23 Os sublime - цитата аз "Метаморфоз" (кн. 1,84) Овидия (см. с. 237, примеч.11).

24 Йорик - см. с. 238. примеч. 6,

25 "О век, ты утратил свое благородство" - слова Кассия из трагедии Шекспира "Юлий Цезарь" (акт 1, сц. 2, 151); "Жалкий век! Рим, ты утратил благородство крови" (пер. М. Зенкевича).

26 Пекэм - район Лондона на южном берегу Темзы, когда-то был городской окраиной.

содержание

Hosted by uCoz