Обычай произносить молитву при вкушении пищи восходит, вероятно, к древнейшей поре, когда человек был только охотником и его трапезы - незаурядным событием, когда пища вдоволь была необычайным благом, а сытость - счастливою случайностью и казалась сугубой милостью про видения. В выкриках и ликующих песнях, с которыми, вполне естественно, после острого голодания удачная добыча оленины или козлятины доставлялась домой, содержалось, быть может, зерно современной молитвы. Иначе нелегко объяснить, почему за такое благо, как пища, за еду следует приносить особую благодарность, отличную от само собой разумеющейся и безмолвной признательности, которую мы ощущаем, наслаждаясь многими другими дарами в приятностями существования.
Признаюсь, я в течение дня склонен произносить молитву по дюжине поводов, кроме обеда. Мне недостает готовой формулы, чтобы отметить приятную прогулку, бродяжничанье при лунном свете, дружескую встречу или решение жизненной задачи. Почему мы не располагаем ни формулой благодарения за книги, эти духовные пиршества, ни молитвой перед Мильтоном, молитвой перед Шекспиром, ни славословием, удобным для произнесения перед чтением "Королевы фей"? 1 Поскольку принятый обряд предписывает такую формулу только для церемонии жевания, я ограничу свои наблюдения личным опытом, который мне довелось приобрести по части благодарственной молитвы в узком смысле этого слова, рекомендуя мой новый план ее применения в большой философской, поэтической и, может статься, отчасти еретической литургии, ныне сочиняемой моим другом Homо humanus*2 для некоего укромного сообщества утопических раблезианские христиан,3 не важно где собирающихся.
Итак, слова благословения перед едой не лишены красоты за столом бедняка или над простою и непритязательной пищей детей. Именно здесь благодарственная молитва особенно исполнена благодарности. Человек, живущий в нужде, не знает, будет ли у него завтра еда или нет, и садится за стол с живым чувством, что она - благо, а это лишь в слабой мере доступно богачу, которому никак, даже при величайшем усилии воображения, не может прийти в голову, что у него не будет обеда. Подлинная цель еды - поддержание жизни - понятна ему только теоретически. Хлеб бедняка - его дневной хлеб, буквально хлеб на один-единственный день. А разносолы богача никогда не иссякнут.
* Человеколюбивый человек (лат ).
101
Опять же больше всего пристало благодарственную молитву предпосылать самой простой еде. Чем менее возбуждается аппетит, тем более ум свободен для других помыслов. Человек может почувствовать себя благодарным, истинно благодарным за блюдом простой баранины с репою, и у него есть досуг подумать о таинстве и обряде принятия пищи, но когда перед ним дичина и черепаха, он неизбежно испытывает смятение духа, несовместимое с назначением благодарственной молитвы, Когда мне доводилось сидеть (rarus hospes) * за столом богатых людей, где издавал благоухание суп и прочие блюда щекотали лакомым паром ноздри гостей и увлажняли их губы, волнуя невозможностью все отведать, - я отчетливо ощущал, что молитва здесь в высшей степени неуместна. Сочетать прожорливое возбуждение с религиозным чувством кажется мне богохульством. Когда рот, из которого слюнки текут, бормочет восхваленья Творцу, смысл молитвы извращается. Жар эпикурейства гасит тихое пламя набожности. Ладан, поднимающийся над ним, - языческий, и бог чревоугодия присваивает его. Самый избыток съестных припасов сверх насущно необходимого уничтожает естественное соотношение между целью и средствами. Даритель скрывается за своими дарами. Вам кажется чудовищно несправедливым приносить благодарность - за что? - за то, что у вас так много всего, а столь многие голодают. Такая хвала богам кощунственна.
Я замечал, что эту неловкость, быть может, едва сознавая ее, чувствует и хозяин дома, когда произносят молитву. Я наблюдал, что и священники, да и другие - испытывают что-то похожее на стыд из-за соприсутствия обстоятельств, которые оскверняют благословение. После набожного тона, усвоенного на несколько секунд тем, кто читает молитву, с какою поспешностью начинает он говорить своим обычным голосом, накладывая кушанье себе и соседу, словно хочет поскорее избавиться от неприятного ощущения собственного ханжества. Не то чтобы упомянутый хозяин дома действительно был ханжой или неискренним в отправлении своего долга, но он чувствовал в глубине души несовместимость окружающей обстановки и изысканных блюд с воздаянием спокойной и разумной признательности.
Я слышу, как кое-кто восклицает: "Ужели вам бы хотелось, чтобы христиане, садясь за стол, уподоблялись свиньям у корыта и не вспоминали Дарителя?". - Нет, мне бы хотелось, чтобы они садились, как надлежит христианам, а не свиньям, и вспоминали Дарителя. А уж если у них разгорелся аппетит, и они позволяют себе тешиться тонкими лакомствами, ради которых обшаривается Восток и Запад, мне бы хотелось, чтобы они отложили свое благословение до более подходящей поры, когда их аппетит будет уже утолен, когда можно будет услышать "веянье тихого ветра" 4 и благодарственной молитве вместе с умеренной едой и ограниченным числом кушаний будет возвращен ее смысл. Обжорство и пресыщение не являются подходящими поводами для принесения благодарности.
* редкий гость (лат.).
102
Когда Иешурун 5 раздобрел, он стал, как мы читаем в Писании, норовистым. Вергилий знал лучше природу гарпий, когда вложил в уста Келено 6 что угодно, кроме благословения. Мы можем быть чувствительно признательны за изысканность некоторых видов пищи по сравнению с остальными, хотя такая признательность мельче и разрядом пониже, но истинный предмет благодарственной молитвы - поддержание существования, а не лакомый кусок; хлеб насущный, а не деликатесы; средство сохранить жизнь, а не средство ублажать плоть. В каком состоянии духа, хотел бы я знать, городской капеллан произносит свое благословение на каком-нибудь большом празднестве в ратуше, зная, что его последнее заключительное благочестивое слово - по всей вероятности, священное имя того, кого он славит, - всего лишь сигнал, по которому множество гарпий приступит к своим отвратительным оргиям, ощущая не больше истинной благодарности (каковая есть умеренность), чем Вергилиевы пернатые 7. Хорошо, если хозяин дома не замечает, что его набожность немного тускнеет, когда мутные чувственные испарения пятнают и грязнят чистоту алтаря.
Самая суровая сатира на заставленные столы и излишества - это пир, который Сатана из "Возвращенного рая" приготовляет для искушенья в пустыне:
Богато, царственно накрытый стоя,
Что яствами уставлен лучшей дичи.
Добытой на охотах, и вареной,
И жареной, наперченной и амброй
Надушенной, а также разной рыбой
Морей в рек, - чтоб всю ее добыть
Осушен был и Понт и побережье
Далекой Африки 8 .
Искуситель, ручаюсь вам, полагал, что его отменные яства сойдут и без превозносящего их вводного благословения. Когда в роли хозяина дьявол, молитвы немногословны. Боюсь, что в этом месте поэту недостает присущего ему чувства меры. Думал ли он при атом о древних римских роскошествах или ежегодном обеде бывших студентов в Оксфорде? У него получилось искушение, более подходящее для Элагабала 9 . Весь пир слишком мирской и изощренно изысканный, да и подробности этой возвышенной священной картины кажутся кощунственными. Мощная артиллерия соусов, появляющаяся по мановению дьявольского повара, не соответствует простым потребностям и неприхотливому голоду гостя. Тот, кто тревожил его сновидения, по этим же сновидениям мог бы понять его лучше. Какие пиршества могли предстать воображению изголодавшегося сына господня? Правда, он грезил,
... как должен грезить алчущий о яствах
И о напитках, о благих дарах Природы милосердной…
Но о какой пище здесь идет речь?
103
Стоит он у Херифского ручья
И видит воронов, Илье-пророку
Несущих пищу вечером и утром.
Хоть хищники, не трогали они
Несомого пророку. Видел он
Илью - как он бежал в пустыню, как
Там спал под можжевельником, затем
Проснулся и еду нашел на углях
И по веленью ангела поел.
Затем, передохнув, поел вторично
И сыт затем был целых сорок дней.
Так божий сын делил еду с Ильёй,
Иль с Даниилом, - у него в гостях 10.
Воображение Мильтона не создало ничего пленительнее этих скромных видений голодного спасителя. Которое из этих двух вымышленных пиршеств, по вашему мнению, было бы пристойнее и уместнее предварить тем, что зовется благодарственною молитвою?
Теоретически я не противник благодарственных молитв, но признаюсь, что практически я ощущаю в них что-то неловкое и несвоевременное (особенно перед едой). Те или иные вожделения наши – отличные шпоры для нашего разума, который без них плохо служил бы великой цели: сохранить и продолжить род человеческий. Эти блага следует созерцать с надлежащей признательностью на расстоянии; однако ж мгновения, когда они впервые нами овладевают (вдумчивый читатель меня поймет), быть может, наименее подходящая пора для выражения благодарности. Квакеры 11, которые занимаются различными своими делами гораздо спокойнее, нежели мы, имеют большее право на эти предварительные благословения. Я всегда восхищался их безмолвной молитвой, тем более что, как я подметил, они удовлетворяют голод и жажду с меньшим пылом я страстью, чем мы. Они, как правило, не обжоры и не пьянчуги. Они едят так же, как свое рубленое сено глотает лошадь, равнодушно, спокойно и опрятно. Они никогда не сажают на свою одежду сальные и грязные пятна. Когда я вижу разряженного горожанина, я не могу его платье счесть стихарем.
В еде я отнюдь не квакер. Сознаюсь, мне вовсе не безразлично, что у меня на тарелке. Жирные куски оленьего мяса не созданы для бесстрастного уничтожения. Терпеть не могу тех, кто поглощает их, притворяясь, будто не замечает, что он, собственно, ест. Его вкус и в более высоких материях внушает мне подозрение. Я инстинктивно избегаю того, кто уверяет, будто любит рубленую телятину. По пристрастию к той или иной пище можно судить о характере не менее, чем по чертам липа. К. считает, что человек с чистой душой не способен отказаться от пончиков с яблоками. Быть может, он прав. Чем дальше я от невинности детских лет, тем я день ото дня все меньше прельщаюсь этими безобидными лакомствами. Мир овощей, признаюсь, утратил для меня привлекательность. Только к спарже я еще привержен, ибо она как будто внушает мне кроткие мысли. Кулинарные разочарования сердят и раздражают меня: приходишь, например, домой к обеду в надежде на лакомую еду, а видишь на столе нечто противное и безвкусное.
104
Плохо растопленное масло - самая распространенная из кухонных неудач - выводит меня из себя. Автор "Рассеянного" 13 издавал нечленораздельные, животные звуки, когда поглощал свои любимые блюда. Пристало ли предварять молитвой такую музыку? И не лучше ли было бы, если бы этот набожный человек отложил обряд благочестия до поры, когда он сможет созерцать пищу с меньшим смятением чувств? Я не порицаю чужих вкусов и не склонен противиться таким по-своему прекрасным вещам, как увеселения и празднества. Но поскольку в этих занятиях, отнюдь не зазорных, мало благости или благодати, всякий, кто решится потешиться ими, должен быть твердо уверен, что, совершая религиозный обряд, он втайне не поклоняется какой-нибудь большой рыбине-своему Дагону 14 - и освящает таким образом не ковчег Завета 15, а всего лишь стоящую перед ним пузатую суповую миску. Молитвы - сладостная музыка, прелюдия лишь к трапезам ангелов и детей; к кореньям и еще более убогой снеди монахов-картезианцев; к скудной, но не скудно приправленной благодарностью трапезе бедных и смиренных; однако у ломящегося от яств стола тех, кто изнежен и утопает в роскоши, они звучат фальшиво и, по-моему, еще меньше подобают и подстать окружающему, чем грохот тех более соответствующих обстановке органов в Хогспортоне 16, о которых рассказывают детям. Мы слишком долго сидим за едой, проявляем к ней слишком много интереса, слишком быстро ее поглощаем и присваиваем себе слишком большую долю щедрот господних (которым надлежит быть общим достоянием), чтобы в наших благодарственных молитвах слышалась истинная благодарность. Выражать признательность за то, что мы хватаем сверх должного, значит добавлять ханжество к несправедливости. Смутное ощущение этой истины приводит к тому, что выполнение этого долга почти всегда превращается в холодный и докучный обряд. В домах, где молитва так же необходима, как скатерть, неизменно возникает - это приходилось наблюдать всякому - все тот же трудно разрешимый вопрос, кому ее прочитать, ибо хозяин дома, присутствующий тут священник и тот из гостей, кто следует за ним по возрасту или положению, любезно уступают друг другу право выполнить этот обряд, причем каждый из них непрочь сбросить со своих плеч стеснительное бремя столь двусмысленного долга.
Однажды я пил чай в обществе двух методистских священников 17 различного толка, которых в тот вечер мне впервые довелось познакомить. Прежде чем передать первую чашку, один из этих преподобных джентльменов с должной торжественностью спросил другого, не пожелает ли тот что-либо сказать. У некоторых сектантов, по-видимому, в обычае произносить краткую молитву и перед этой трапезой. Его преподобный собрат сначала не совсем его понял, но после данного ему разъяснения с едва ли меньшею важностью сообщил в ответ, что в его церкви такой обычай не принят. Против этого вежливого отказа второй методист то ли приличия ради, то ли снизойдя к менее ревностному собрату, не стал возражать, и дополнительная молитва, или молитва пред чаепитием, была вовсе отставлена.
105
С каким остроумием мог бы Лукиан 18 изобразить двух жрецов, своих единоверцев, стремящихся навязать друг другу почетное право совершить или отменить жертвоприношение, меж тем как голодный бог, неуверенный в том, достанется ли ему фимиам, парит с раздувающимися от ожидания ноздрями над двумя фламинами 19 и (точно очутившись между двух стульев) в конце концов улетает без ужина.
Нам кажется, что краткая молитва по случаю приема пищи не исполнена достаточного благоговения; длинная, боюсь, не может избежать обвинения в неуместности. Я не вполне одобряю эпиграмматическую краткость, с какою сомнительный балагур (хоть и милый мой школьный товарищ) Ч. В. Л.20 в ответ на уговоры прочесть молитву сначала быстрым лукавым взглядом обегал стол, после чего спрашивал: "А священника здесь нет?" и многозначительно добавлял: "Слава богу". Думаю также, что не вполне уместна была и наша молитва в былые времена в школе, когда мы предпосылали нашим скудным ужинам из хлеба и сыра преамбулу, в которой эти скромные блага сопровождались самыми торжественными и поражающими воображение изъявлениями благодарности, какие только предлагает религия, Non tunc illis erat locus 21.* Вспоминаю, как трудно нам было примирить слова "добрые создания", на которых покоилась наша молитва, с пищей, поставленной перед нами, ибо мы упрямо толковали это выражение в низменном, материальном смысле, пока кто-то не рассказал нам преданья о том, как в золотые дни Христова приюта юным госпитальерам подавали к вечерней трапезе дымящееся жаркое, пока некий набожный благодетель, радея скорее о приличиях, чем о желудках детей, не заменил для нас мясо одеждою и выдал нам - horresco referens ** 22 - штаны вместо баранины.
Впервые - в "London Magazine" (ноябрь 1821 г.).
1 "Королева фей" - см. с. 235, примеч. 2.
2 Homo humanus... - По мысли Лэма, истинно божественное служение ("литургия") может быть создано лишь "человечным" человеком. Но эта "литургия" окажется "еретической", ибо никогда не сможет подчиниться требованиям официальной церкви.
3 ...утопических раблезианских христиан... - Речь идет о некоем сообществе наподобие описанной в романе Рабле "Гаргантюа и Пантагрюэль" Телемской обители, где осуществляется принцип: делай, что хочешь.
4 ..."веянье тихого ветра"... - Слова из Библии (3-я книга Царств, 19. 12):
"Господь не в огне, не в землетрясении, а в веянье тихого ветра",
6 Иешурун - Израиль (имя еврейского народа). В тексте Лэма намек на строку из английского перевода Библии: "Но Иешурун разжирел и стал брыкаться" (Второзаконие, 32, 15).
6 Келенб - см. с. 236, примеч. 8.
7 ... Вергиливвы пернатые - здесь: гарпии.
8 "Богато, царственно... Далекой Африки - восьмистишие из поэмы Мильтона "Возвращенный рай" (кн. II, 339-346).
9 Элагабал (или Гелиогабал) - римский император (218-222), ввел в Риме культ сирийского солнечного божества Элах-Габала, объявив себя его верховным жрецом. Придворные нравы при нем отличались крайней разнузданностью.
10 "...как должен грезить алчущий о яствах... в гостях" - стихи из "Возвращенного рая" (кн. II, 264-278).
11 Квакеры - см. с, 230.
12 К. - Кольридж.
13 Автор "Рассеянного"… - "Рассеянный" ("The Rambler") - журнал, издававшийся Сэмюелом Джонсоном (см. с. 214, примеч. 42) в 1750-1752 гг. Весь журнал, за исключением пяти номеров, имел одного автора - самого Джонсона. Жизнь Джонсона, его занятия, вкусы, склонности очень подробно описаны в книге его друга Джеймса Босуэлла "Жизнь Сэмюела Джонсона" (Boswell I. The Life of Samuel iohnson, 1792).
14 Дагон - главное божество филистимлян, народа, жившего на побережье Средиземного моря. Филистимляне представляли Дагона получеловеком-полурыбой. От их имени произошло название страны - Палестина.
15 ... ковчег Завета... - один из священных предметов у древних евреев ("Исход", 30). Это был ящик из благовонного дерева, украшенный золотом. В ковчеге хранились "скрижали Завета" (каменные таблицы с текстом заповедей).
16 ...органов в Хогснортоне... – Хогснортон - деревня в Оксфордшире. Это название стало обозначением всякого рода деревенской ограниченности и отсталости. В Англии существовала поговорка: "Полагаю, вы родом из Хогснортона, где свиньи играют на органе".
17 ...двух методистских священников... - см. с. 231, примеч. 15.
18 Лукиан - древнегреческий писатель (ок. 117-ок. 190), "Вольтер классической древности", по определению Энгельса (Mapкс К., Энгельс Ф. Соч., т. 22, с. 469), автор сатирических диалогов, критикующих нравы и общественное устройство его времени и осмеивающих религию.
246
19 ... над двумя фламинами... Фламины – в древнем Риме жрецы, служившие каким-либо определенным богам.
20 Ч.В. - Чарльз Валентайн Ле Грайс (см. с. 221, примеч. 63).
21 Non tuncdhs erat locus - Лэм неточно цитирует "Послание к Пизонам" (друroe название "Наука любви", 19) Горация (см с. 220, примеч. 11). У Горация: Sed nunc поп erat his locus.
22 ... horresco referens... – Слова из "Энеиды" Вергилия (II, 204): "Я, повествуя, дрожу" (пер. В, Брюсова).