 |
Пустовалов А. В., Хамраева Ж. Н.
Образ Зрителя в эссеистике Дж. Аддисона и Р. Стила
(журнал "The Spectator")
Источник: Пустовалов А. В., Хамраева Ж. Н. Образ Зрителя в эссеистике Дж. Аддисона и Р. Стила (журнал "The Spectator") // Мировая литература в контексте культуры: сб. материалов VIII междунар. науч. конф. «Иностранные языки и литературы в контексте культуры», посвящ. Памяти проф. А. А. Бельского и Н. С. Лейтес (15 апреля 2011 г.), и всеросс. науч. конф. (26 апреля 2011г.) / общ. ред и сост. Н. С. Бочкарёвой и В. А. Бячковой. – Перм. гос. ун-т. – Пермь, 2011. – 362 с. С. 33-38.
Одним из ключевых событий истории журналистики (да и литературы) было появление в XVIII веке в Англии т.н. просветительских журналов (также их называют моральными, нравоописательными, и пр.)
Для европейской словесности это был уникальный момент: журналистика и литература составляла единое поле, ещё не обособивший друг от друга в силу требований специализации. Их сотрудничество было взаимовыгодным: писатели использовали периодическую печать как выгодную площадку для публикаций, а издатели ценили их как поставщиков такого контента, который привлекал им нового читателя, позволяя многократно увеличивать тиражи.
В то время зазор между журналистикой и литературой был очень мал. В отличие от нынешнего времени, основным содержимым издания являлись тогда не новости, а литературный материал; журналистика вполне свободно пользовалась литературными методами и техникой.
33
И только позже появилась необходимость связывать с ними определённые атрибуты: документальность, буквализм, правдивость – с журналистикой, вымысел (путь и основанный на реальных фактах), отстранённость от непосредственных единичных проявлений жизни, стремление к эстетическому пересозданию мира – с литературой. Неслучайно Хемингуэй, представитель XX века, активно поработавший в обеих сферах, называл литературу "правдивым вымыслом", требовал от писателя "не описывать, а изображать". В таком отступлении от жизненного буквализма, как он справедливо полагал, и заключается разница между современной литературой и журналистикой.
Именно в эту эпоху расцвел жанр, который считают своим и литература, и журналистика – эссе. После того, как ему придал форму французский писатель Монтень со своими "Essais", жанр пережил своё второе рождение в Англии, прежде всего – в просветительской журналистике. Вместе с тем англичане истолковали этот жанр весьма своеобразно: кроме постоянного движения от и к "я" главного героя эссе, они привнесли сюда и движение к "я" других героев, их диалог, который мог переходить в спор.
Так строились эссе Ричарда Стила и Джозефа Аддисона – двух талантливых представителей английской словесности XVIII века; идеи Просвещения они смогли донести до огромной аудитории благодаря обращению к периодике, став создателями нескольких популярнейших изданий. Мы обратимся к самому прославленному из их журналов (не будет преувеличением назвать его самым известным из просветительских изданий) стал "Зритель" ("The Spectator", 1711-1712). Эссе, составлявшие основную часть журнала, переиздавались в Англии и за её пределами. Позже они стали литературной классикой; будучи переведёнными на множество языков, они существенно повлияли на развитие как просветительской журналистики, так и просветительской литературы.
В качестве интересной задачи попробуем различить в произведениях Аддисона и Стила черты реальные, буквально-журналистские, и собственно литературные, на примере центрального образа журнала, мистера Зрителя (mr. Spectator). Иными словами, попробуем выяснить соотношение черт издателей журнала, и его главного героя. (Такая задача представляется актуальной в связи с тем, что долгое время эссе журнала "Зритель" были доступны отечественному читателю в основном лишь в переводах и в очень ограниченном количестве, а сегодня в интернете можно без труда найти на английском все эссе журнала.)
В эссе действует целая галерея образов-масок, созданных издателями; они образуют своего рода клуб, они общаются, взаимодействуют, они объединены общей линией повествования.
34
Мистер Зритель, от лица которого на протяжении всего издания ведется повествование – одновременно и глава клуба, и некий сторонний наблюдатель. Эта литературная маска Аддисона и Стила, от имени этого вымышленного героя писали оба эссеиста. Но в первое время выхода журнала о том, кто скрывается под маской Зрителя, знали лишь немногие. Таким образом, персонаж был долгое время окутан тайной, являлся загадкой для читателей.
Знакомство с повествователем происходит уже в эссе № 1, написанном Аддисоном. Отсюда читатель узнает как о целях и планах Зрителя относительно своей работы, так и о его характере, взглядах, интересах.
Уже в начале эссе в глаза бросается схожесть биографии повествователя с биографией Аддисона. Зритель пишет о своем путешествии по странам Европы и поездке к пирамидам в Египт. Аналогичное странствие предпринимал и сам эссеист.
Далее Зритель говорит о своей любви к наукам, знаниям, а также к языкам: как к новым, так и древним. Кроме того, он упоминает об учебе в университете и успехах в «обитатели наук». В свою очередь Аддисон не только много читал на латинском языке, но и писал на нем поэмы, а также, блистательно учась в университете, стал впоследствии преподавателем. Более того, схожа и личная жизнь повествователя и его «создателя». Известно, что Аддисон был одинок, а женился лишь в конце жизни, прожив в браке только 3 года.
Решив смело защищать добродетель и здравомыслие, Зритель обещает никогда не описывать «дурного человека, который не был бы похож по меньшей мере на тысячу ему подобных», и не выпускать «ни одного листка, который не был бы проникнут благоговением и любовью к людям» (№ 34). В этой фразе мы слышим голос самого Аддисона, который пытался высмеивать пороки, не задевая при этом людей.
Аддисон-просветитель восхваляет такие человеческие свойства, как нравственность, скромность и порядочность. За это современники часто называли его не иначе, как моралистом. Именно его стремление к чистоте души, искренности поступков и нравов находим и в характере его героя, Зрителя. Повествователь часто размышляет об этих добродетелях, высказывая свое мнение на этот счет.
Говоря о любви Аддисона к латыни, следует отметить множество выражений, используемых мистером Зрителем. Так, в эссе № 15 повествователь цитирует Вергилия, в эссе № 21 – Марциала, а в № 185 – Овидия. Во многих очерках Зритель приводит примеры из жизни античных философов, ссылается на их мудрость. Помимо этого, Зритель и сам пишет на латыни (как Аддисон). Так, описывая любовь сэра Роджера, Зритель заканчивает один из очерков латинской эпиграммой собственного сочинения (№ 113).
35
На страницах журнала повествователь часто рассуждает о вере, говоря как о ее положительных, так и об отрицательных сторонах. Зритель считает, что без веры люди давно бы уже превратились в варваров. Но вера должна исходить из сердца человека, быть искренней. По мнению Зрителя, слепая вера приводит лишь к неправильному, искаженному восприятию мира, жизни, истин. Зритель против догм и религиозной нетерпимости. «Первое убийство в мире, – считает он, – произошло по вине религиозного спора». (№ 185) То есть истинная вера, исходящая из сердца человека, достойна восхищения, но к сожалению, удручается повествователь, нечестные люди из «духовных благ» стараются извлечь выгоду.
Помимо веры, Зритель выражает взгляды и Аддисона, и Стила на дружбу. По мнению Зрителя, «беседа избранных друзей» – это истинное счастье. А настоящая джентльменская дружба достойна огромного восхищения. В эссе № 49, написанном Стилом, Зритель размышляет о жизни джентльменов, их досуге, интересах и традициях. Сравнивая разных представителей этого «класса», Зритель приводит положительный пример Евбула: «Он одалживает друзьям немалые деньги, хотя мог бы приумножить их на бирже, ибо думает не о своей выгоде, а о пользе ближних». (№ 49) Истинную дружбу мы видим и между завсегдатаями клуба. Так, самого Зрителя связывает нежная дружба с сэром Роджером. Прекрасны и отношения Зрителя с здравомыслящим торговцем Эндрю Фрипортом и блистательным джентльменом Уилом Хоникомом. Наглядно проявляется отношение к дружбе и в обращениях повествователя к сэру Роджеру де Коверли. Он часто называет его «мой дружественный сэр Роджер», «добрый Рыцарь», «хороший старый человек», «добропорядочный джентльмен». Такая искренняя дружба очень напоминает отношения Аддисона и Стила, которые пронесли нежность друг к другу через всю свою жизнь.
На страницах журнала Зритель неоднократно рассуждает о любви, привязанности и взаимоуважении. По его мнению, любовь – это великое чувство, которое не только украшает жизнь человека, но и помогает ему жить. Размышляя о столь серьезном чувстве, повествователь больше говорит о семье и браке, нежели о романтичных мечтаниях и грезах. Он глубоко разочарован обесцениванием семейных отношений в «порочный век». Зритель сетует на то, что большинство современных ему женщин похожи на легкомысленных бабочек, летающих по салонам и театрам, нежели на хранительниц очага. Он восхищается семейной гармонией и тихим счастьем.
36
Описывая удачный брак, Зритель говорит о супругах: «Оба они наделены в преизбытке здравомыслием, добродетелью, взаимным уважением и непрестанно радуют друг друга. Жизнь их столь упорядочена, молитва, трапеза, труд и развлечения чередуются столь разумно, что семья эта кажется маленьким государством». (№ 15)
Призывая почитать и уважать брак, Зритель тем самым выражает взгляды Стила. Как пишет Генри Морли в предисловии к трёхтомному изданию эссе "Зрителя", Стил «сделал обязанностью своей литературной жизни борьбу с легкомысленной и порочной насмешкой над узами брака, обычной в его дни, и поддержку их священной чести и их счастья» (EBook of The Spectator, Volumes 1, 2 and 3 by Joseph Addison and Richard Steele // The Project Gutenberg http://www.gutenberg.org/files/12030/12030-h/12030-h/12030-h.htm). (…made it a duty of his literary life to contend against the frivolous and vicious ridicule of the ties of marriage common in his day, and to maintain their sacred honour and their happiness.) Более того, в эссе № 142 представлены строки из любовных писем Стила к жене.
Таким образом, Зритель является героем-резонером. Его устами диалог с читателем ведут сами авторы очерков. Их взгляды на современную действительность неизменно вложены в размышления Зрителя.
Но выражая мысли Аддисона и Стила, повествователь, тем не менее, не является их точной копией, это далеко не одно лицо. Зритель словно живет своей собственной жизнью и его слова не являются фразами Аддисона, или словами Стила. Это его собственные высказывания, которые могут совпадать с мнением издателей журнала, а могут и отличаться от него.
Конечно, чаще всего рассуждает Зритель о том, о чем хочет поговорить Аддисон; или говорит то, что хотел сказать Стил. Но в качестве примера расхождения взглядов Зрителя и взглядов авторов эссе можно рассмотреть отношения Зрителя к партийным распрям.
Так, Зритель сообщает: «Никогда не выказывал я пылкого пристрастия ни к одной из партий и намерен стоять в равном удалении от обоих станов». (№ 1) То есть, повествователь соблюдает нейтралитет как по отношению к вигам, так и к тори; издатели же являлись явными сторонниками партии вигов.
Таким образом, будет некорректным отожествлять Зрителя со Стилом или с Аддисоном. Более того, в журнале присутствуют очерки, написанные совершенно другими людьми. И в них речь также ведётся от лица Зрителя. Так, эссе № 116 написано Бадгелем (Budgell), но рассказчиком по-прежнему является Зритель. А значит, его размышления об охоте не являются размышлениями Стила или Аддисона.
37
Итак, на страницах журнала повествование ведется от лица литературной маски Аддисона и Стила – м-ра Зрителя. Это герой-резонер, зачастую выражающий взгляды издателей. Он во многом похож как на Аддисона, так и на Стила, но в то же время отличается от них. Его значение для издания огромно. Он не только привлекает внимание читателей и способствует большей занимательности текста, но и придает эссе правдоподобность, реалистичность и достоверность.
38
