Я достиг той точки жизненного пути, когда человек должен почитать за благо - и за чудо, - если жив хотя бы один из его родителей. Я лишен этого счастья и порою с душевным волнением вспоминаю тот отрывок из "Христианской морали" Брауна 1, где речь идет о человеке, прожившем на свете шестьдесят или семьдесят лет. "За столь длительный промежуток времени, - говорит он, - человек может ясно представить себе, как все забудут его, если он доживет до поры, когда не найдется никого, кто бы помнил его отца или друзей его юности, и ему станет понятно, какими глазами Забвение в недалеком будущем взглянет и на него самого".
76
У меня была тетушка 2, милая и славная. Она осталась в старых девах, и это ожесточило ее против всего мира. Она частенько говаривала, что, кроме меня, никого не любит, и если ей казалось, что я вот-вот готов покинуть этот свет, она горевала надо мной, проливая истинно материнские слезы. Столь исключительное пристрастие мой разум не может вполне одобрить. С утра и до ночи она предавалась чтению душеспасительных книг и благочестивых наставлений. Ее излюбленными томами были Фома Кемнийский 3 в переводе Стэнхопа и молитвенник римско-католической церкви с расположенными в должном порядке заутренями и повечериями - наименования их, будучи слишком юн, я в то время понять не мог. Она упорно читала их, хотя ее что ни день предостерегали касательно их папистской направленности, но всякое воскресенье, как подобает доброй протестантке, ходила в церковь. Другие книги не привлекали ее, хотя она, кажется, говорила, что некогда с большим удовольствием прочла "Приключения несчастливого юного дворянина". Найдя однажды уверь часовни на Эссекс-стрит 4 распахнутой настежь - эта ересь пребывала тогда во младенчестве, - она вошла, ей понравились проповедь и богослужение, и некоторое время от случая к случаю она посещала эту часовню. Тетушка приходила туда не ради тех или иных положений вероучения, но и не пренебрегала ими. При всех тех шероховатостях характера, на которые я намекнул выше. она была стойким, благожелательным человеком и истинной старой христианкой, здравомыслящей в проницательной, необыкновенно находчивой по части остроумных ответов - в тех редких случаях, когда нарушала молчание, - хотя, вообще говоря, она не придавала большой цены остроумию. Сколько я помню, она занималась лишь одним мирским делом: извлекала из стручков зерна фасоли и опускала в фарфоровую миску с пресной водой. Запах этих нежных овощей и по сей день ласкает мое обоняние, оживляя в душе успокоительные картины былого. Это, разумеется, самая тонкая изо всех потребных для кухни работ.
Тетушек по мужской линии, как некоторые их называют, у меня не было вовсе, и тут мне нечего вспоминать. Со стороны дядюшек я родился, можно сказать, сиротой. Братьев или сестер я не знал 5. Сестричка, которую, кажется, собирались назвать Елизаветой, умерла, когда мы оба пребывали во младенчестве. Какого утешения, а быть может, заботы лишила меня эта потеря! Правда, у меня есть двоюродные братья и сестры, рассеянные где-то в Хертфордшире, не говоря о тех двоих, с кем я всю жизнь связан теснейшими узами близости, и кого я могу назвать двоюродными par excellence.* Это Джеймс и Бриджет Элия. Они старше меня - он на двенадцать, она - на десять лет; ни тот, ни другая, очевидно, не расположены, когда дело идет о совете или о руководстве, отказаться от малейшей из привилегий, которые предоставляет им первородство. Пусть они и впредь останутся при тех же воззрениях, и, когда им исполнится семьдесят пять и семьдесят три года отроду (до этого я не соглашусь обходиться без них), обращаются со мною шестидесятитрехлетним в точности так же, как с подростком или младшим братом!
* в особенности (франц.).
77
Джеймс - поистине непостижимый кузен. Природа создает такие соединения, в которых не всякий исследователь может разобраться, а если мы и чувствуем их, то объяснить не можем. Лишь перо Иорика,6 и никого более, могло бы нарисовать целостный образ Джеймса Элии - эти тончайшие, как в Тристраме Шенди, сочетания света и тени, из которых и соткана история ere жизни. А мне остается в миру отпущенных судьбою изящества и таланта ковылять вслед за ним, опираясь на свои жалкие антитезы. Джеймс Элия - по крайней мере на взгляд рядового наблюдателя - соткан из сплошных противоречий. Подлинное дитя порыва, с одной стороны, с другой - холодный провозвестник благоразумия; причем бесстрастность теоретических воззрений моего кузена находится в непрерывной войне с его в высшей степени сангвиническим темпераментом. Постоянно носясь с каким-нибудь своим новоиспеченным проектом, Джеймс Элия неуклонно выступает противником новшеств и решительно порицает все то, что не прошло через горнило времени и опыта. Хотя в его фантазии ежечасно теснятся сотни превосходных выдумок, он пугается, как только другие обнаруживают малейшее тяготение к романтическому; полагаясь всегда и во всем на собственное чувство, учит вас при любых обстоятельствах руководствоваться исключительно здравым смыслом. Несмотря на налет эксцентричности, лежащий на всем, что он делает и говорит, он тем не менее всегда озабочен, как бы вы не уронили себя в общем мнении каким-нибудь нелепым или странным поступком. Когда я как-то сболтнул за столом, что не в восторге от некоего широко распространенного блюда, он попросил меня во всяком случае не говорить такое, ибо свет сочтет меня сумасшедшим. Он скрывает свою страстную любовь к произведениям высокого искусства (у него их отменная коллекция), утверждая, что покупает картины только с целью перепродажи, ибо страшится, как бы его энтузиазм не заразил и вас. Но если он говорит правду, почему холст нежного, пасторального Доминикино 7 все еще висит у него на стене? Не дороже ли он ему зеницы ока его? И какой еще торговец картинами мог бы говорить обо всем атом, как он?
Хотя замечено, что люди обыкновенно приноравливают свои отвлеченные представления к собственным личным склонностям, теории моего кузена, несомненно, диаметрально противоположны его душевному складу. Он отважен, как Карл Шведский 8, по врожденному побуждению, но из принципа тщательно оберегает свою особу, как квакер в дороге. Всю жизнь он проповедует мне как непреложное правило, что если хочешь преуспеть, необходимо склоняться перед сильными мира сего и соблюдать общепринятые формы поведения. Сам он, однако, сколько я знаю никогда ни перед кем не заискивает, и дух его столь независим, что он, не сгибаясь, стоял бы даже пред ханом Татарии. Забавно слушать, как он на все лады восхваляет терпение, превознося его как высшую мудрость, и наблюдать за ним последние семь минут, пока на огне доходит его обед.
78
Природа в спешке своей никогда не выпускала из рук творения более неугомонного, чем мой неуемный кузен, а Искусство никогда не создавало более обстоятельного оратора, чем он, - особенно в минуты, когда распространяется на свою любимую тему о том, что в какое бы положение мы ни попали, нет ничего лучше умения сохранять спокойствие и покорность судьбе. Особенно непререкаемо говорит он об этом предмете (терпении), когда уверен, что вам никуда от него не уйти, поскольку вы сидите с ним в одной из тех карет, что к изрядному неудобству пассажиров обслуживают короткие маршруты Западной дороги; сев в нижней части Джон-Мэррей-стрит 9, когда в карете нет ни души, вам приходится ждать три четверти часа, для некоторых очень томительные, пока она не заполнится должным числом седоков. Он поражается, до чего же вы непоседливы, ведь "где еще могли бы мы чувствовать себя лучше, чем здесь, расположившись так уютно, так хорошо беседуя! Что до него, то состояние покоя он предпочитает передвижению"; при этом он не сводит глаз с кучера, пока, наконец, у него не лопается терпение из-за того, что его нет у вас, и он не разражается речью, упрекая возницу за столь длительную задержку сверх назначенного времени и не заявляет со всей непреклонностью, что "этот джентльмен твердо решил выйти из кареты, если она сейчас же не тронется".
Очень быстрый в подыскании доводов или в обличении софистических ухищрений, он не способен проследить цепь доказательств, приводимую другими. С логикой он, право, творит нечто несусветное, и кажется, что он поспешает к своим самым замечательным выводам по пути, отнюдь ей не свойственному. Говорят, что в соответствии с этим он однажды по какому-то поводу отрицал, что у человека вообще существует такой дар как рассудок, и выражал изумление, каким образом человек мог возомнить, что им обладает, причем отстаивал свое отрицание со всей силою рассудительности, на какую только способен. Он разделяет некое умозрительное предубеждение против смеха и будет вас уверять, что смеяться ему не по нутру, и вдруг в следующее мгновение из его легких вырывается кукареканье, как у заправского шантеклера 10. Порою он говорит самые забавные вещи на свете и тут же заявляет, что остроумие ему отвратительно. Это он как-то сказал, увидев питомцев Итона 11 за игрой на школьной площадке: "Подумать только, какая жалость, что эти чудесные, смышленые парни превратятся через несколько лет в никчемных членов парламента!"
Его юность была пламенной, пылкой, бурной, и с годами в нем не заметно признаков охлаждения. Это и восхищает меня. Я ненавижу людей, которых время смиряет. Такому всесильному грабителю не следует, по-моему, уступать. Джеймс Элия, пока жив, ни в чем себе не изменит. Когда безоблачным майским утром я иду к месту моих ежедневных занятий, мне приятно встретить его на улице и видеть, как он шагает в прямо противоположном направлении с бодрой и красивой осанкою и сияющим оживленным лицом, на котором написано, что у него на примете какой-нибудь Клод или Гоббема 12, ибо немалую толику завидного своего досуга он тратит на посещение Кристи и Филлипса 13 и еще бог его знает кого, чтобы добыть картины и прочую роскошь. В этих случаях он чаще всего останавливает меня, чтобы прочесть краткую лекцию о преимуществах, какими по сравнению с ним обладает лицо, подобно мне, отдающее свое время должности, которую оно обязано отправлять; при этом он уверяет меня, что частенько чувствует, как томительно тянется время и как бы хорошо было от избытка его освободиться, и вслед за этим, напевая песенку, отважно уходит вперед, к Пелл Меллу 14 - в совершеннейшем убеждении, что меня убедил, тогда как я без песенки продолжаю двигаться в противоположном направлении.
79
Приятно глядеть на этого проповедника безразличия и тогда, когда он угощает вас своим новым приобретением, отведя ему место по своему вкусу. Вам приходится рассматривать его при различном освещении, пока он не найдет самого выгодного, помещая картину то на одном, то на другом расстоянии от себя, и строго следя за тем, чтобы угол вашего зрения совпадал с его собственным. Вам приходится разглядывать пейзаж через разведенные пальцы, чтобы уловить воздушную перспективу, хоть вы и уверяете, что он вам гораздо милее без таких ухищрений. Горе тому незадачливому бедняге, который не только не разделит его восторгов, но позволит себе несвоевременно намекнуть, что предпочитает какую-нибудь из его прежних покупок нынешней! Последняя - всегда самая большая его удача, его "Кинфия данной минуты" 15. Увы! Уж я-то хорошо знаю, какое множество кротких мадонн прибывало сюда под именем Рафаэлевых и, удержавшись на этой высоте всего несколько быстролетных лун, переселялось после ряда промежуточных понижений из парадной гостиной в заднюю галерею и оттуда - в темное зальце, где они по очереди приписывались обоим Караччи 16, вслед за чем родословная полотна постепенно становилась все более скромной; так смягчалась горечь его развенчания, пока оно не попадало в обрекающий на забвение чулан, откуда выходило под именем Луки Джордано 17 или явного Карло Маратти! 17 Наблюдая такое, я задумался о капризах и непостоянстве судьбы, и это навело меня на размышления о превратностях, выпавших на долю великих людей и о горемычной королеве из Ричарда II:
... в наряде пышном
Она явилась нам, как майский день,
Ушла - в декабрьскую одета тень 19.
80
При большой любви к вам Джеймс Элия весьма мало интересуется вашими чувствами и делами. Он живет в своем собственном мире и не пытается догадаться, что происходит в вашей душе. Он никогда не проникает до сути ваших привычек. Он готов рассказывать застарелому театралу, что мистер такой-то там-то (называя при этом один из театров) - очень способный комедийный актер, сообщая об этом как о самой последней новости. Третьего дня он довел до моего сведения, что, зная о моей горячей приверженности к пешеходным прогулкам, совсем по соседству со мной разыскал для меня несколько прелестных зеленых лужаек, а ведь я последние двадцать лет постоянно бываю в этих местах! Ему не внушает особого уважения тот разряд чувств, который именуется душевными переживаниями. Только физические страдания почитает он настоящим несчастьем и отвергает все прочие, по его мнению, воображаемые. Мучения живого существа, явные или даже предполагаемые, приводят его в волнение, равное которому я наблюдал разве что у женской половины рода людского. Частично это объясняется его прирожденной чувствительностью к таким страданиям. Он берет под свое сугубое покровительство животное царство. Лошадь с запалом или с ссадинами от шпор наверняка обретет в нем защитника. Нагруженный сверх всякой меры осел навеки станет его подопечным. Он, можно сказать, апостол скотского племени и безотказный друг тех, о ком некому позаботиться. Лицезрение сваренного заживо рака или угря, с которого заживо содрана кожа, доставляет ему такие терзания, что "от жалости он мог бы умереть" 20. Это на много дней н ночей отобьет у него аппетит и прогонит сон от его подушки. При чувствах столь же сильных, как у Томаса Кларксона 21, ему недостает лишь упорства и сосредоточенности в преследовании поставленной цели, свойственных этому "истинному сотоварищу времени", чтобы совершить столь же многое для животных, сколько тот - для сотворенных неграми. Но мой неугомонный кузен не очень-то создан для целей, требующих совместных усилий. Он не в состоянии ждать. Его планы преобразований должны созреть в один день. По этой причине в благотворительных обществах и различных объединениях, ставящих своею задачей облегчить страдания человечества, положение его всегда бывает двусмысленным. Рвение постоянно побуждает его опережать - и раздражать - тех, с кем ему надлежит сотрудничать. Он думает об оказании помощи, тогда как они думают только о словопрениях. Он был исключен из Общества помощи... 22, так как пыл его сострадательности обгонял устоявшиеся взгляды и топтание на месте его собратьев. И я всегда буду считать этот знак отличия патентом на благородство фамилии Элия.
Неужто я упоминаю обо всех этих кажущихся непоследовательностях, чтобы посмеяться над ними или бросить упрек неповторимому моему кузену? Упаси боже! Да воспретят мне это и небо, и добропорядочность, и взаимопонимание, которому подобает быть среди родни! При всех странностях этого самого странного из всех Элия я не хотел бы, чтобы он хоть на йоту или на одну ничтожную черточку изменился, и не хотел бы я также сменить моего неукротимого родича на самого аккуратного, упорядоченного и безупречно последовательного из родичей, какие только существуют на свете.
В будущем очерке я, возможно, поведаю вам, читатель, о моей кузине Бриджет, - если только вы еще не пресытились моими кузенами и, буде вы пожелаете отправиться с нами, за руку увлеку вас в поездку, которую мы совершили прошлым иль позапрошлым летом в поисках прочей нашей родни
К лугам зеленым Хертфордшира 23.
81
Впервые - в "London Magazine" (июнь 1821 г.).
1 Браун - см. с. 216, примеч. 19.
2 У меня была тетушка... - Это была, как ее звали в семье, "тетя Хетти". О ней Лэм вспоминает и в других очерках этой книги ("Христов приют тридцать пять лет назад", "Слово о жареном поросенке"). По отзывам хорошо знавших ее, например Мери Лэм, она была доброй женщиной, однако к некоторым людям относилась предвзято, порой даже неприязненно, в частности к матери Лэма. Это создавало напряженность в семейной жизни. Но своего младшего племянника она любила беспредельно и всячески баловала его. Памятно ней он сохранил на всю жизнь. Лэм писал Кольриджу в январе 1797 г.: "Моя бедная старая тетя, которую ты видел, с необыкновенной добротой и сердечностью относилась ко мне, когда я был в школе; и она приходила, прихрамывая, чтобы принести мне какой-нибудь гостинец, как всякий школьник, я презирал ее за это и, бывало, стыдился, видя что она подходит, садится на старую лестницу около угольного склада у входа в старую школу и достает из-под фартука горшочек с вкусными вещами, которые она припасала для меня. Теперь эта добрая старушка лежит на смертном одре. Я не могу вынести мысли о ее плачевном состоянии… Она говорит, бедняжка, что с радостью вернулась домой и может теперь умереть около меня. Я ведь всегда был ее любимцем". Через несколько дней "тетя Хетти" скончалась.
237
3 Фома Кемпийский - Хаммерксн (Hamrnerken) Томас (1380-1471), прозванный Кемнийским, так как был родом из Кемпена (Германия), монах и мистик, автор широко известного сочинения "Подражание Христу" и многих других. Его книги неоднократно переводились на английский язык, например, Джорджем Стэнхопом (Stanhope, 1660-1728).
4 ...часовни на Эссекс-стрит... - Знаменитое место богослужений унитариев, последователей вероучения, отрицавшего важнейший христианский догмат - триединство бога. В средние века и в эпоху Реформации унатариев считали злостными еретиками и во всей Европе жестоко преследовали.
5 Братьев или сестер я не знал. - Так мог говорить о себе Элия. У самого Лэма было три брата и три сестры, но четверо из них умерли в раннем детстве, В живых остались только брат Джон (1763-1821) и сестра Мери (1764-1847). Они-то и послужили прототипами двоюродного брата Элии Джеймса и двоюродной сестры Бриджет.
6 ... перо Йорика... - Под именем Йорика описал себя в "Сентиментальном путешествии во Францию и Италию" ("A Sentimental Journey through France and Italy", 1768) Лоренс Стерн (Sterne, 1713-1768). Несколькими строками далее, говоря о шендианских свете и тени, Лэм имеет в виду роман Стерна "Жизнь и мнения Тристрама Шенди, джентльмена" ("The Life and Opinions of Tristram Shandy, Gentleman", 1760-1767).
7 Доминикино - Доменико Дзампиери (Domenico Zampieri, 1581-1641), итальянский художник и архитектор.
8 Карл Шведский - Карл XII (1682-1718), король с 1697 г. Полководец, при котором Швеция достигла могущества, а ее армия - репутации непобедимой. Она утратила и то, и другое после войны с Россией.
9 ... в нижней части Джон-Мэррей-стрит... - Район Пиккадилли и Олбимарль-стрит, где в то время находилось много издательств и книжных магазинов. Джон Мэррей - основатель известного лондонского издательства.
10 ... как у заправского шантеклера. – Шантеклер - петух, персонаж средневековой французской поэмы "Роман о Лисе"; также персонаж "Кентерберийских рассказов" Чосера.
11 ...питомцев Итона... - Итонский колледж - привилегированное среднее учебное заведение, существующее с 1440 г.
12 ... Клод или Гоббема... - художники-пейзажисты: француз Клод Желле (Gellee), прозванный "Лотаринжцем" (Lorram, 1600-1682), и голландец Мейндерт Гоббема (Hobbema, 1638-1709).
13 ... посещение Кристи и Филлипса... - Антиквары: Кристи (Christie) Джеймс, младший; Филлипс (Phillips) Ричард (1767-1840); последний также публицист и издатель.
"' Пелл Мелл - красивая и оживленная улица в западной части Лондона, получившая такое название в начале XVIII в., потому что на ней было помещение для пришедшей из Италии игры "пелл мелл".
15 ... "Кинфия данной минуты" - цитата из философской поэмы Александра Попа "Опыты о морали" ("Moral Essays", Послание II, I, 19), где Поп уподобляет непостоянных женщин изменчивой луне. Кинфия (Цинтия) - одно из имен луны у древних.
16 ... обоим Карраччи... - Под этим именем известны три итальянских художника, основавшие в 1585 г, так называемую "Академию вступивших на правильный суть", которая развилась в Болонскую школу живописи. Это были: Лодовико Карраччи (Carracci, 1555-1619) и его двоюродные братья Агостино (1557-1602) и Аинибале (1560-1609). Каких "обоих" имеет в виду Лэм, сказать трудно.
238
17 Лука Джордано (Giordano, 1632-1705) - живописец неаполитанской школы, прославившийся бойкостью кисти и быстротой работы.
18 Маратти (Maratti) Карло (1625-1713) - художник, глава римского академического направления, оставил много портретов и картин на религиозные и мифологические темы.
19 ... в наряде пышном... в декабрьскую одета тень. - Слова принадлежат королю Ричарду II, герою одноименной исторической хроники Шекспира (акт IV, сц. 1). Ричард произносит их в тот момент, когда ему объявляют волю Болинброка, свергнувшего его и ставшего королем Генрихом IV. По его приказанию Ричард должен быть заключен в замок Помфрет (где его скоро убьют), а его жену, француженку, отправляют на родину.
20 ..."от жалости он мог бы умереть" - видимо, неточно цитированная по памяти строка из стихотворения поэта Вильяма Коллинза (Collins, 1721-1759) "Плач по Цимбелину" ("The Dirge to Cymbeline"): "And mourn, till Pity's self be dead".
21 Кларксон (Clarkson) Томас (1760-1846) - публицист, филантроп, автор памфлетов против рабства. С призывами содействовать этой борьбе обращался к французскому правительству и русскому императору Александру I.
22 Он был исключен из Общества помощи... - В первой публикации далее следовали звездочки по числу букв в опущенных словах "Distressed Sailors" (т.е. "нуждающимся морякам").
23 К лугам зеленым Кертфордшира. - Заключительная строка (с заменой to на through) из раннего сонета Лэма, сообщенного им в 1796 г. в письме Кольриджу; строка эта, по словам Лама, перефразирует строку из сонета Вильяма Боулза, который издал в 1789 г., восхитивший Кольриджа и Лэма сборник сонетов. Голфорд в воспоминаниях пишет, что этот сонет, как и другие, навеян хертфордширскими прогулками и посвящен молоденькой Энн Симоне, которая выведена Лэмом в других очерках под именем Алисы У-н.